Андрей Фролов - Яма на дне колодца

Кусты белеют, пахнет известкой.

Тепло. Весна.

Я улыбаюсь, но так, чтобы не видели другие. Оборачиваюсь к особняку, и тут замечаю ее.

Она говорит:

— Здравствуйте. — Опирается на перила балкона, нависая. Он на третьем этаже, но мне кажется, что в настоящем поднебесье. — Кажется, вас зовут Денис?

Что-то мычу. Вроде бы соглашаясь.

Я потрясен ее очарованием и грацией. Даже с такого расстояния вижу лучики морщинок от глаз, задорные и сексуальные. Вижу стареющую кожу шеи, едва заметные складки на ней, усталость взгляда, тяжесть жестов. Но не могу оторваться. Она совершенство. Старше меня лет на десять минимум. Но я бы продал душу, чтобы стать мужем такой потрясающей женщины.

— Эдуард еще не успел нас представить, — продолжает она, и я с удивлением понимаю, что ни Чума, ни Виталина Вороновна не обращают на разговор никакого внимания, — но я Жанна. Родственница хозяев, если так можно сказать.

Она легко и выученно смеется, и от звенящих звуков тает снег самых темных прогалин.

Точеная талия, высокая небольшая грудь. Темно-русые волосы волнистыми каскадами на плечи. Огромные глаза. Тонкие губы и пальцы. Обручального кольца нет. Одета в штаны мужского покроя и кожаную куртку на молнии, застегнутую до кремового шарфа. Сияет, хоть понимаю я это значительно позже.

— На кого вы учились? — продолжает она, и я с удивлением осознаю, что весь день ждал этой беседы. Может быть, видел ее во сне. Но происходящее не кажется мне неестественным. — У вас ведь высшее образование, да? Я сразу вижу.

Отвечаю, что неоконченное. Педагогическое. Мог бы стать историком. Или географом.

— Это не страшно, что неоконченное. Может быть, Алиса попросит вас порепетиторствовать Колюнечке? — продолжает она. С удивлением понимаю, что таким мог быть голос сирен, заманивавших моряков на скалы. — К сожалению, мальчик так мало читает…

При воспоминаниях об институте мне становится неловко.

Дурно. Словно получил открытку от человека, которого уже много лет считал умершим.

— Надеюсь, вам у нас понравится, — ослепительно улыбается Жанна, отлипая от кованых перил.

Мое сердце похоже на кусок подгоревшего слоеного теста. Шершавое, осыпающееся черными пластинками тончайшего пергамента. Только встряхни, как старый пустой улей, и рассыплется в прах.

Я смотрю на Жанну. Эффектную, элегантную и легкую.

Заглядываю в себя. Вижу чей-то язык, огромный, острый, нечеловеческий. Он пробует мое сердце на вкус. Скользит по нему, висящему в черном «нигде». Снизу вверх, снизу вверх, отшелушивая слой за слоем и будоража запах гари. Хрустит отмирающей плотью, хочет добраться до начинки. Каким бы пригорелым ни был мой мотор, оно жаждет отведать его без остатка, словно желанный деликатес.

Жанна уходит в дом, еще раз улыбнувшись на прощание.

Замираю зайцем в свете автомобильных фар. Обалделым, чувствующим приближение четырехколесной смерти, но не способным ничего с этим поделать. Встряхиваюсь и продолжаю работать.

Чтобы земля быстрее прогрелась, я сгребаю снег.

Отбрасываю в сторону, дробя совковой лопатой. Будто сею снежные семена. Грязно-белые драконьи зубы, ломкие и пористые. Работа непыльная, как и до обеда, к тому же совершенно не требует спешки. Я уже давно не чувствовал себя настолько нужным . Отдохнувшим и вымотанным одновременно.

Словно попавшим на планету с атмосферой, схожей, но чуть отличающейся от земной.

Дышится легко, но непривычно. Весенний воздух тяготит. Он будто не желает покидать легких, надолго оседая в них облаками неизвестных испарений. Обед покоится во мне увесистым грузом. Скорее всего днем мы доедали остатки хозяйской трапезы, но я не в претензии. Мясо по-французски было изумительным, и мне не ясна причина дискомфорта. Начинаю искать ее вовне…

И тогда меня посещает первая мысль, что якорь стоит втянуть обратно на борт.

За прозрачной шторой на втором этаже силуэт. Судя по всему — мужской. Черт лица не разглядеть, но мне кажется, что это хозяин усадьбы. Стоит неподвижно, уже четверть часа наблюдая, как я разбрасываю снег в северо-восточном углу двора. Пытаюсь найти собачьи следы, чтобы хотя бы примерно определить породу четвероногих сторожей. Не нахожу.

Солнце скрывается за драным навесом облаков асфальтового цвета.

Мужчина отходит от окна.

Санжар снова грохочет досками. Что-то напевает на родном языке, и я решаюсь подойти.

Оставляю лопату, воровато оглянувшись на особняк, неспешно огибаю крыло.