Нэнси Коллинз - Ночью в темных очках

В одной ячейке стоял видеоплейер с монитором. Соединительный провод свисал с потолочной балки оранжевым питоном. Из гнезда плейера торчала кассета без маркировки. Клод подтолкнул кассету, и машина послушно ее заглотила.

Этот обыденный технологический ритуал создал на миг ощущение безопасности. Потом на мониторе началось воспроизведение: женщина в брючном костюме из золотой парчи заставила публику встать и закачаться из стороны в сторону, подняв руки над головой. Звук был отключен, но Клод знал, что она говорит. Он видел, как смешанная со слезами тушь течет по ее щекам, будто плавится само лицо. Хагерти нажал кнопку «стоп», и экран равнодушно отразил серую пустоту отключенного канала.

В другой ячейке стоял низкий японский столик, а на нем – три книги. Первая – большой, древнего вида том с металлическими закраинами и, в кожаном переплете. Язык Клод не определил, но было несколько страниц сложных перепутанных иллюстраций, при попытке разобрать которые заболели глаза. Вторая была в тонкой твердой обложке, написана по-немецки. Третья оказалась намного более доступной. Клод повертел ее в руках, обратил внимание на высохшую суперобложку с наклеенной на корешок этикеткой библиотечного кода. Заглавие: «Исчезнувшая наследница: странное исчезновение Дениз Торн». Книга раскрылась на странице с двумя фотографиями.

Фотография побольше изображала семью Торнов в счастливые дни: на заднем плане – Джейкоб Торн, с головы до ног – капитан индустрии, всего добившийся своим трудом. Перед ним на диванчике сидели его женщины, и он положил руки им на плечи. Ширли Торн, хрупкая женщина с приятной улыбкой, держала на коленях руку дочери. Клод даже удивился, что богатые люди выглядят так обыкновенно.

Меньшая фотография была размыта – явно переснята с моментального снимка. На ней была Дениз Торн, уже несколько постарше, в ночном клубе. Она словно бы о чем-то задумалась, но, в общем, ей здесь нравилось. В руке у нее был бокал шампанского. Подпись: «Последний из известных снимков Дениз Торн, сделанный клубным фотографом на дискотеке „Тележка с яблоками“ в день ее исчезновения. Лондон, 3 августа 1969 года». Над плечом Дениз был обведенный шариковой ручкой круг, а в нем – размытые очертания мужского лица. Даже пристально рассматривая, на размазанном крупнозернистом изображении ничего нельзя было увидеть. На полях той же синей пастой было нацарапано слово «МОРГАН».

Клод закрыл книгу и положил ее на стол. Впервые он обратил внимание, что здесь все покрыто пылью. Она липла к рукам, от нее чесались босые ступни. Хозяйка явно никак не найдет времени прибраться.

Кухня оказалась в углу, где кирпичная кладка сходилась с наклонной крышей. Мебели не было, если не считать обеденной обстановки от Армии спасения. Пара миниатюрных ящиков со льдом стояли один на другом на шатком столике. Клод попробовал открыть краны над двойной мойкой и был вознагражден эпилептическим припадком водопроводных труб и водой ржавого цвета.

Под ложечкой сосало. Хагерти открыл верхний ящик со льдом и услышал, как звякнули стеклянные контейнеры. Запустив руку внутрь, он сомкнул пальцы на холодном стекле. Содовая или молоко – все равно что, лишь бы попить.

Он пять секунд пялился на пинтовую бутылку с кровью, потом разжал пальцы. Бутылка разлетелась, заплескав кровью голые ноги Клода. Он зажал рот и бросился, шатаясь, в туалет рядом с кухней – послышались звуки, которые издает кошка, отрыгивая шерсть.

Когда приступ прошел, Клод еще постоял, сгорбившись над раковиной, цепляясь руками за холодную эмаль, глядя на свое отражение в зеркале. Хотя опухоль уже спадала, удивительно было, что он вообще очнулся.

Правый глаз заплыл синяком цвета чайной розы. Нижняя губа напоминала кусок сырой печени. Над левой бровью торчала шишка размером с голубиное яйцо, а нос, кажется, был сломан. Опять.

Руки Клода ощупали бинты, охватывающие грудь. Если шевелиться слишком быстро, то немного больно, а так ребра вроде бы в порядке. Клод сплюнул в раковину и посмотрел, нет ли крови в слюне, повторил тот же эксперимент с мочой. Ему чертовски повезло выпутаться без серьезных внутренних повреждений. Если, конечно, оказаться в одних трусах в плену у вампира можно назвать везением...

Клод невольно рассмеялся и сам поразился, как это приятно. С удивлением он понял, что уже не испытывает смертельного страха. Это было чувство облегчения, чем-то похожее на опорожнение мочевого пузыря после долгой дороги. Он решил, что не будет ни верить Соне Блу, ни бояться ее. На горьком опыте он давно убедился, как опасно полагаться на видимость здравого рассудка.