Илья Дешпис - Последний маршрут

Сети коридоров никак не было конца. Снаружи этот дом казался мне не таким огромным. А может быть я просто бегал по кругу. Я уже готовился почувствовать на своей шее мёртвую хватку преследователей, но этого не происходило. Можно было бы остановиться и дать им отпор, но вместо этого я на ходу сорвал со стены небольшую картину в тяжёлой дубовой раме. Было абсолютно наплевать, что изображено на картине, и какую художественную ценность она несёт. Я уготовил для неё небольшую роль в моём спасении.

Когда передо мной оказался длинный освещённый только лунным светом коридор, а позади отчётливо слышался топот ног, я поймал момент и швырнул картину так, как метают диски олимпийцы.

Попаду или нет? Пан или пропал?

Пан.

Дубовая рама угодила прямо в нос одному из преследователей. Раздался отчётливый хруст и дикий вопль, пронзивший тихое ночное пространство. Те, кто бежали позади пострадавшего, не успев затормозить, налетели на него сзади, и глухой бесформенный грохот известил меня о том, что все они повалились на пол. Мне удалось убежать довольно далеко, и я почувствовал себя чемпионом, взявшим золотую медаль.

Очередной поворот оказался тупиком. Я остановился. Прямо передо мной была дверь, слева – окна, проливающие в коридор холодный лунный свет, справа – ещё две двери. Первой я толкнул ту, что была прямо передо мной. Она оказалась заперта. Во мне будто что-то оборвалось в момент, когда пробежала мысль о том, что я попадусь вот так – как крыса в тупике. Золотая медаль мигом растворилась, не оставив и следа.

Но ведь было ещё две двери! Я навалился на ту, что была ближней, она ответила мне сонным скрипом, но не поддалась. Топот тем временем становился ближе.

Оставалась последняя дверь, и я молил Господа, чтобы она оказалась незапертой. Всевышний ответил милостью на мои молитвы: я ввалился в комнату и прикрыл за собой дверь. Сквозь пространство между дверью и полом просачивалась небольшая полоска света. Когда глаза немного привыкли к темноте, мне удалось рассмотреть раковину, ванную и унитаз. Несмотря на то, что хозяин этого дома застрял во времени приблизительно тридцать лет назад, предметы личной гигиены выглядели современно, не лишено современного изящества.

Слева краем глаза я заметил какое-то движение.

Здесь я не один…

Сквозь тьму прорезались очертания.

Человек!

Он стоял и смотрел на меня. Я не видел его глаз, но почувствовал как взгляд его пал на меня тяжёлой ношей. Я еле сдержал крик, попятился. Человек тоже попятился.

Зеркало.

Больше всего сейчас хотелось засмеяться над собственной трусостью и разбить зеркало к чёртовой матери! Но в коридоре совсем близко послышались шаги и я притих. Желание посмеяться над собой тут же испарилось, а на замену ему пришёл страх быть найденным. Шаги приближались. Я спрятался за дверью – больше было не куда – и принялся ждать. Наверное, единственное, что меня могло тогда выдать – бешеный стук моего сердца. Я зажмурил глаза.

Из детства, словно из прочно закрытого канализационного люка вырвались воспоминания.

Я вспомнил, как часто в школе мне приходилось драться. Тогда это казалось совершенно нормальным, а сейчас я даже представить себя не могу размахивающего кулаками, вместо того, чтобы гуманно решить свои проблемы. Конечно же, драки не проходили без последствий. Отец, видя синяки на моём лице, с какой-то непонятной радостью сообщал: «Опять тебе репу начистили? Ну и слабак!» Как можно было объяснить его поведение? Я понятия не имел. Отношения у нас с ними никогда не были хорошими, но в моменты, когда он насмехался надо мной, я начинал его просто ненавидеть! Хотелось схватить любой тяжелый предмет и опустить его на голову старика. Мысли о том, как медленно стекает кровь с пробитой головы на лицо, и как жалобно он смотрит на меня умирая, приводили меня в состояние некоторого спокойствия. Я понимал, что такие фантазии ненормальны, и вряд ли их можно объяснить детским максимализмом, переходным возрастом, или как там ещё выражаются психологи, но поделать с собой я ничего не мог. Может быть, эти мысли и уберегали меня от тех действий, ведь если бы они меня не расслабляли… Кто знает, чем могли закончиться насмешки отца. Мать же достаточно бурно реагировала на синяки, говорила о том, что пойдёт в школу и «во всём разберётся сама». Я просил её не делать этого, отец поддакивал: «Он мужик и должен сам разбираться со своими проблемами!», после чего снова утыкался в газету. Разглядывать синяки на моём лице, после чего выносить вердикт – было для него просто весельем. Все мои просьбы к матери не ходить в школу не остановили её, и это привело к неприятным последствиям…