Стивен Кинг - Полная тьма, ни одной звезды

— Мне стоит посмотреть на нее? Пап, я должен посмотреть?

— Нет. Никто из нас не должен.

Мы завернули ее, сделав покрывало ее саваном. Как только это было сделано, я понял, что мы не могли так нести ее через дом; в моих полупланах и мечтах, я видел не более чем неброскую нить крови, портящую покрывало, в том месте, где перерезано горло (ее аккуратно перерезанное горло). Я не предвидел и даже не рассматривал действительность: белое покрывало было черновато-фиолетовым в тусклой комнате, источая кровь, словно пропитанная водой губка.

В шкафу было стеганое одеяло. Я не мог подавить краткую мысль, что подумала бы моя мать, увидь она, как я использую, этот сшитый с любовью свадебный подарок. Я положил его на пол. Мы опустили Арлетт на него и завернули.

— Быстрей, — сказал я. — Прежде, чем с него также начнет капать. Нет… постой… сходи за лампой.

Он ходил так долго, что я начал опасаться, не убежал ли он. Затем я увидел, что свет слегка подпрыгивая направлялся по короткому коридору мимо его спальни, к той что мы делили с Арлетт. Делили. Я видел, что слезы стекали с его бледного воскового лица.

— Поставь ее на тумбочку.

Он поставил лампу на книгу, которую я читал: «Мэйн-Стрит» Синклера Льюиса. Я никогда не дочитывал ее; ни разу не хватило терпения дочитать. При свете лампы я указал на брызги крови на полу, и лужу прямо возле кровати.

— Еще больше вытечет из одеяла, — сказал он. — Если бы я знал, сколько крови в ее…

Я стянул наволочку с моей подушки и нацепил ее на конец одеяла как носок на кровоточащую голень.

— Возьми ее за ноги, — сказал я. — Мы должны покончить с этой частью прямо сейчас. И не упади опять в обморок, Генри, поскольку я не могу сделать это в одиночку.

— Я хочу, чтобы это был сон, — сказал он, но все же нагнулся и обхватил руками одеяло снизу. — Пап, как думаешь, это может быть сон?

— Через год, когда все это будет позади, мы так и будем думать. — Часть меня, действительно верила в это. — Теперь, быстро. Прежде, чем наволочка начнет протекать. Или остальная часть одеяла.

Мы понесли ее по коридору, через гостиную, и через парадную дверь как мужчины, несущие мебель, обернутую тканью. Как только мы оказались на ступеньках веранды, я с облегчением вздохнул; кровь в палисаднике можно легко скрыть.

Генри был в порядке, пока мы не обошли угол коровника, и старый колодец не показался в поле зрения. Он был окружен деревянными колышками, чтобы никто случайно не наступил на деревянный люк, который накрывал его. Эти колышки выглядели мрачными и ужасными в звездном свете, и при виде их, Генри издал сдавленный крик.

— Это не могила для мамы…

Он успел сказать только это, а затем упал в обморок в куст сорняков, который вырос позади коровника. Внезапно я в одиночку держал весь вес моей убитой жены. Опустив гротескный сверток — упаковка теперь вся перекосилась и порезанная рука вывалилась, — я достаточно долго размышлял над тем, чтобы привести его в чувство. Я решил, что будет более милосердно, позволить ему лежать. Я отволок ее в сторону колодца, положил ее, и поднял деревянную крышку люка. Когда я прислонил его к двум колышкам, колодец выдохнул в мое лицо: зловоние застойной воды и гниющих сорняков. Я боролся со своим желудком и проиграл. Держась за два колышка, чтобы сохранить равновесие, я согнулся пополам, чтобы выблевать свой ужин и немного вина, которое выпил. Донеслось эхо всплеска, когда это ударилось об темную воду внизу. Этот всплеск, как и мысль «Оседлай ее, Ковбой», был постоянно в моей памяти на протяжении прошлых восьми лет. Я просыпаюсь среди ночи с эхом в своей голове и ощущением заноз от колышков впивающихся в ладони, когда я сжимаю их, цепляясь за свою дорогую жизнь.

Я отступил от колодца и споткнулся о сверток, в котором завернута Арлетт. Я упал. Порезанная рука была в дюймах от моих глаз. Я засунул ее обратно в одеяло, а затем похлопал по нему, словно успокаивая ее. Генри все еще лежал в сорняках, положив голову на руку. Он был похож на ребенка, отсыпавшегося после напряженного дня во время сбора урожая. Над головой, сияли тысячи и десятки тысяч звезд. Я видел созвездия — Орион, Кассиопею, Большую Медведицу — которые мой отец показывал мне. Вдалеке, залаял Рекс, пес Коттери, вначале один раз, затем еще. Помню, я подумал, что эта ночь никогда не закончится. Так оно и было. По сути, она никогда не заканчивалась.

Я поднял сверток на руки, и он дернулся.

Я замер, мое дыхание остановилось, несмотря на мое громоподобное сердце. Конечно, я не чувствовал этого, я сконцентрировался. Я ждал, что это повторится. Или может ее рука выползет из одеяла и попытается схватить мое запястье порезанными пальцами.