Скарлетт Томас - Наваждение Люмаса

Или нельзя? Эта святая вода — она вообще стерильна? Или, на худой конец, без болезнетворных микробов? Сколько народу окунало в нее свои пальцы? Может, не так уж и много. Ну давай же, Эриел. Но… Интересно, священник выставляет новую порцию воды по утрам или по вечерам? Как глупо. Я откупорила бутылку и заставила себя сделать большой глоток. Ну вот. Теперь думать больше не о чем. Я взяла кусок картона и улеглась на диван, пьяная, уставшая и теперь вдобавок ко всему еще и с подкатившей тошнотой.

Черная точка, черная точка. Пятно… И тут я уснула.

Мне снились мыши. Мышиный мир, больше, чем наш, в котором всю ночь напролет чей-то еле слышный голос говорил мне: «У вас есть выбор» или что-то вроде того.

Проснулась я только в начале одиннадцатого, совершенно окоченев в своих джинсах и свитере и жмурясь от холодного зимнего света, пробирающегося ко мне сквозь кухонное окно. Кусок картона, видимо, выпал у меня из рук, пока я спала, потому что теперь он лежал у меня на животе. В дневном свете он выглядел ужасно глупо: какая-то каляка-маляка на старой картонке. Могла бы постараться нарисовать что-нибудь поприличнее, но я ведь напилась. Итак, рецепт не сработал. Или, может, я сама все испортила? Интересно, сколько раз можно повторять попытки, прежде чем наконец смиришься с тем, что тебе (опять) задурили голову выдумками, а на самом деле реален этот знакомый мир, полный разочарований? «У вас есть выбор». Ну да, у меня есть выбор: я могу перестать носиться с идеей проклятия. Могу перестать пить микстуры, о которых говорится в редких книгах. Могу даже попытаться продать книгу, хотя она и испорчена. Но нет, хотя эта мысль у меня и промелькнула, я прекрасно понимала, что теперь уже ничто не заставит меня с ней расстаться. Книгу я оставлю себе, но сама снова стану нормальной. Напишу что-нибудь о проклятиях в журнал. Продолжу работать над диссертацией. Посвящу главу Люмасу — напишу о размытой границе между вымыслом и документальной прозой и о мысленном эксперименте, который превратился в эксперимент физический. О фокусе, который заставляет по-новому взглянуть на мир…

Вот только лично я что-то не могу взглянуть на мир по-новому. Я вообще почти не могу встать с дивана — такое ощущение, как будто я вовсе не спала. И живот болит, как во время месячных, только немного выше. Наверное, в воде все-таки была какая-то зараза. Может, нужно что-нибудь съесть? Может, от этого станет полегче…

В холодильнике еще оставалось немного соевого молока, поэтому я принялась одновременно варить кашу и кофе. Только отправившись в ванную за свежим свитером, я поняла, как же сильно на самом деле замерзла и устала. Пожалуй, надо захватить еще и шарф. Натянув толстый черный свитер и намотав на шею длинный черный шерстяной шарф, я выглянула в окно. С внутренней стороны оконной рамы свисали маленькие сосульки. О деталях вроде этой обычно рассказывают много лет спустя, когда жизнь уже наладилась и тебе хочется поделиться смешной историей о том, как беден ты был в ту зиму и каким жалким было твое жилище. Но уверенность в том, что и моя жизнь когда-нибудь наладится, таяла с каждым днем. Да и не очень-то я к этому стремилась. «Ха-ха, когда я была бедной. Ха-ха, вы видели эту пьесу? Ха-ха, я знаю, что это никуда не годится, но в последнее время я все больше подумываю о том, что, пожалуй, имеет смысл голосовать за консерваторов». Мне хотелось сделать все возможное, чтобы избежать такой жизни. Возможно, я всегда буду жить именно так. Поэтому мне совсем не важно, что означают эти сосульки на внутренней стороне моего окна. «Висят сосульки». Я улыбнулась, хотя никто меня не видел, и еще разок обмотала горло шарфом.

Я пошла по длинному коридору обратно в кухню, через деревянную дверь, распухшую от многолетних слоев краски. И тут меня охватило странное ощущение, будто бы дверь для меня чересчур мала — или я велика для нее. Прямо какое-то дежавю: кажется, сейчас я резко уменьшусь, и придется смотреть, задрав голову, на дверь раз в сто больше меня, хотя на самом-то деле она меня больше всего на какой-нибудь фут. Но нет, я не уменьшаюсь, этот образ остается лишь у меня в голове: параллельная мысль, что-то такое, что, возможно, происходит с какой-нибудь другой мною, где-то там, в мультивселенной. Это напомнило, как однажды кто-то налил мне чая из грибов и не сказал мне, из чего он, а я сидела и весь вечер наблюдала за тем, как розово-кремовая гостиная в загородном доме то вырастает вокруг меня до неимоверных размеров, то снова сжимается. Помню, в углу стоял включенный телевизор, шла какая-то субботняя вечерняя телеигра, в которой шумные, счастливые и абсолютно нормальные семьи соревновались друг с другом, чтобы выиграть новую машину или путешествие. В какой-то момент телевизор вдруг навис надо мной, приглашая войти в экран. Но отчетливее всего я помню, как комната сжалась до размера сахарного кубика. Я смотрела на этот кубик — на комнату, в которой сидела сама, хотя меня в ней уже не было. Потом я спросила у друга, как такое вообще могло произойти. Где же еще я была, как не в этой комнате? Он тогда улыбнулся и сказал: «Где-где! На измене, вот где». Идиот. Я закрыла глаза и снова их открыла. С дверью все было в порядке. Наверное, я и в самом деле вчера перебрала с выпивкой.