Дин Кунц - Мертвый и живой

Собака не лаяла, но, когда двуногие бегуны поравнялись с «Хондой», Карсон услышала, что они кричат. С закрытыми окнами и барабанной дробью дождя по крыше не смогла разобрать слов женщины, а вот мужчина возбужденно поминал пиццу.

– Нам это надо? – спросил Майкл.

– Нет, – ответила Карсон.

Поднесла пубой ко рту, но, вместо того чтобы откусить, положила в пакет, где лежали контейнеры с другими блюдами, скатала горловину, протянула пакет Майклу.

– Черт! – она включила передачу и сделала U-образный поворот.

– Что они кричали? – спросил Майкл.

– Не знаю. У него я ничего не разобрала, кроме пиццы.

– Ты думаешь, собака съела их пиццу?

– Вроде бы они не злятся.

– Если они не злятся, почему собака убегает от них?

– Тебе надо спросить у собаки.

Впереди восьминогое трио свернуло с улицы на въездную аллею парка Одубон.

– Парень показался тебе знакомым? – спросил Майкл, ставя пакеты с остатками пищи на пол у ног.

– На лицо я не посмотрела, – Карсон прибавила скорости.

– Я думаю, это окружной прокурор.

– Баки Гитро?

– И его жена.

– Для него это хорошо.

– Для него хорошо?

– Он не гонится голый за собакой в компании какой-нибудь шлюхи.

– Политики Нового Орлеана такого себе не позволяют.

– Само собой, семья для них – святое.

– Могут люди бегать так быстро?

– Такие, как мы, – нет, – Карсон свернула налево, в парк.

– Вот и я так думаю. Тем более босиком.

Парк закрывался в десять вечера. Собака могла проползти под воротами. Голые бегуны проскочили сквозь ворота, по ходу вышибив их.

Когда Карсон переезжала через дребезжащее железо, Майкл спросил:

– И что мы собираемся делать?

– Не знаю, – ответила Карсон. – Все будет зависеть от того, что сделают они.

Синий – цвет холодного видения. Все вокруг – оттенки синего, бесконечное множество оттенков синего.

У морозильника, который в два раза шире обычного (такие, как правило, стоят в ресторанах), стеклянная дверь. Стекло – пытка для Хамелеона.

Полки из морозильника убраны. Никакая еда в нем никогда не хранилась.

На крюке в потолке висит большой мешок. Мешок – это тюрьма.

Тюрьма, сделанная из уникального полимерного материала, который прочен, как пуленепробиваемый кевлар, и прозрачен.

Прозрачность – это первая пытка. Стеклянная дверь – вторая.

Мешок напоминает гигантскую каплю, потому что он наполнен четырнадцатью галлонами воды и подвешен в одной точке.

В морозильнике температура колеблется от двадцати четырех до двадцати шести градусов по шкале Фаренгейта [9].

Вода в мешке – соляной раствор. К соли добавлены химические вещества, препятствующие замерзанию.

Хотя температура остается ниже температуры замерзания воды, а в мешке свободно плавают частички льда, раствор не замерзает.

Холод – третья пытка для Хамелеона.

Дрейфуя в мешке, Хамелеон живет как во сне наяву.

Он не может закрыть глаза, потому что у них нет век.

Сон Хамелеону не нужен.

Постоянная осведомленность о своей полнейшей беспомощности – четвертая пытка.

В сложившихся обстоятельствах Хамелеон не может утонуть, потому что у него нет легких.

На свободе он дышит с помощью трахеальной системы, похожей, но все-таки с отличиями, на дыхательный тракт насекомых. Дыхальца на поверхности пропускают воздух в трубки, которые проходят по всему телу.

В состоянии, близком к анабиозу, кислорода Хамелеону требуется мало. И соляной раствор, который течет по трубкам, насыщен кислородом.

Хотя внешне Хамелеон не похож ни на одно земное насекомое, он более всего напоминает именно насекомое.

Размером с большого кота, Хамелеон весит двадцать четыре фунта.

В мучениях Хамелеон ждет.

В гидромассажной ванне горячая вода обжигала тело Виктора, воздушные пузырьки ледяного шампанского лопались на языке, он наслаждался жизнью.

Зазвонил настенный телефон у ванны. Только избранные Альфы знали этот номер.

На дисплее высветилось: «НОМЕР НЕИЗВЕСТЕН».

Тем не менее Виктор сдернул трубку с рычага.

– Да?

– Привет, дорогой, – женский голос.

– Эрика?

– Я боялась, что ты можешь меня забыть.

Вспомнив, что застал Эрику обедающей в гостиной, он решил еще какое-то время побыть строгим учителем.

– Ты бы лучше не звонила мне без чрезвычайной на то надобности.

– Я не стала бы тебя винить, если бы ты забыл. Прошло больше суток после того, как мы занимались сексом. Я для тебя – далекое прошлое.