Дин Кунц: Шорохи

– Ты не шутишь? Мы действительно добились, чего хотели?

– У меня есть тост. За мою самую очаровательную клиентку, с надеждой на то, что она когда-нибудь поймет, что далеко не все яблоки – червивые.

Они чокнулись. Хилари все еще мучили сомнения.

– Наверное, студия выдвинет какие-нибудь условия. Урежут финансирование. Откажут в процентах с прибыли. Что-нибудь в этом роде.

– Прекрати искать ржавые гвозди в супе!

– Мы же не едим суп.

– Очень остроумно! Я пью шампанское.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Хилари устремила задумчивый взгляд на пузырьки в бокале. У нее было такое чувство, словно из глубины ее души тоже поднимаются искристые пузырьки радости. Но какая-то часть ее существа продолжала играть роль пробки, сдерживая радость: так безопаснее. Нельзя искушать судьбу.

– Я не могу понять, – признался Уолли. – У тебя такой вид, будто сделка не состоялась. Ты хорошо расслышала, что я сказал?

Хилари улыбнулась.

– Извини. Просто… я с детских лет привыкла жить ожиданием худшего. По крайней мере, убережешься от разочарований. Если живешь с безнадежными алкоголиками, ничего другого не остается.

В глазах ее агента светилась доброта.

– Твои родители умерли. Оба. Давным-давно. Они тебе больше не угрожают. Никто не может ничего тебе сделать.

– Последние двенадцать лет я только и делаю, что убеждаю себя в этом.

– Когда-нибудь обращалась к психоаналитику?

– Два года подряд.

– Не помогло?

– Практически нет.

– Может, попробовать другого врача?

– Не в этом дело, – возразила Хилари. – Теория Фрейда имеет один недостаток. Психоаналитики убеждены, что стоит только нащупать в детских годах пациента нанесенную ему душевную травму, как он тотчас исцелится. Главное – подобрать ключ, а открыть дверь уже не составит труда. На самом деле все не так просто.

– Нужно хотеть исцелиться, – подсказал Уолли.

– И этого недостаточно.

Уолли вертел в холеной руке бокал шампанского.

– Если тебе нужно выговориться, я всегда к твоим услугам.

– Я уже столько лет плачусь тебе в жилетку.

– Ерунда. Ты почти ничего не рассказывала. Так, голые факты.

– Это не так уж интересно, – вздохнула Хилари.

– Уверяю тебя, ничего подобного! Семейная драма, рубцы на сердце, сумасшествие, убийство и самоубийство, бедная невинная крошка меж двух огней – ты, как сценаристка, знаешь: такое никогда не приедается.

Хилари жалко улыбнулась.

– Я должна сама во всем разобраться.

– Свежий взгляд со стороны никогда не помешает. Опять же – возможность излить душу…

– Я изливала ее и перед психиатром, и перед тобой…

– Неужели совсем не помогло?

– Помогло, насколько это было возможно. Дальше я должна сама встать лицом к лицу с прошлым, без посторонней помощи. – Прядь черных волос упала ей на лицо, закрыв один глаз; Хилари нетерпеливо откинула ее за ухо. – Рано или поздно я смогу жить с высоко поднятой головой. Это вопрос времени.

Про себя она подумала: «А сама-то я в это верю?»

Уолли с минуту смотрел на нее. Потом он заговорил:

– Ну что ж. Наверное, тебе виднее. В любом случае стоит выпить. – Он поднял свой бокал. – Ну-ка, напусти на себя веселый, самоуверенный вид – пусть все эти важные господа завидуют и рвутся работать с тобой!

Хилари безумно хотелось откинуться на спинку кресла, пить шампанское «Дом Периньон», и пусть ее захлестнут волны радости! Но ей никак не удавалось полностью расслабиться. У нее было такое чувство, как будто где-то там, в темноте, притаилось что-то страшное. В свое время родители запихнули ее, совсем крошку, в тесную коробочку страха, захлопнули крышку и заперли снаружи. С тех пор она взирает на мир из этого гроба. Эрл с Эммой довели ее до тихого, но устойчивого помешательства, параноидальной шизофрении, сводящей на нет все светлое в ее жизни.

Она едва не задохнулась от ненависти к отцу с матерью. Многие годы и многие мили отделяли ее от чикагского ада, но она все еще ощущала себя его пленницей.

– Что с тобой? – мягко спросил Уолли.

– Ничего. Я в полном порядке.

– Ты очень бледна.

Хилари сделала над собой усилие, чтобы загнать страх в тайники памяти. Потом потрепала Уолли по щеке и нежно поцеловала.

– Прости. Иногда я действительно становлюсь невыносимой. Вон, даже не удосужилась поблагодарить тебя. Уолли, я счастлива, что мы заключили этот договор! Правда! Ты самый лучший агент на свете!

– Вот тут ты не ошибаешься. Но мне не пришлось чрезмерно потеть. Они пришли в такой восторг от твоего сценария, что готовы были сдаться на все твои условия. Удача тут ни при чем, так же как и мои способности. Ты должна знать, детка: это все твой талант. Тебе сейчас нет равных. Ты можешь сколько влезет мучиться воспоминаниями о родителях-садистах, можешь продолжать смотреть на мир сквозь черные очки… Но мне все же хочется, чтобы ты попробовала жить иначе. Послушайся моего совета.