Амброз Бирс - Диагноз смерти (сборник)

– Что значит вся эта дьявольщина, черт бы вас побрал? – воскликнул я довольно агрессивно, хотя, честно сказать, коленки у меня подрагивали.

– Некоторые называют это трюками, – ответил он и саркастически рассмеялся.

Он тут же повернул на Дюпон-стрит, и в следующий раз я встретил его только через пять лет в Обернском ущелье.

Назавтра после нашей встречи в ущелье доктор Дорримор нигде не показывался. Портье «Патнэм-хауса» сказал мне, что доктор слегка приболел и из номера не выходит. А вечером того же дня я оказался на вокзале и был приятно удивлен: из Окленда приехала мисс Маргарет Корри со своей маменькой.

Но я рассказываю вовсе не историю любви, да и рассказчик из меня никакой. Кроме того, я уверен, что любовь как таковую наша литература не может изобразить настоящим образом – ведь она изнывает под диктатом ханжества. Путь ее развития определяют письма, подписанные Юными Девами. Тирания этих Юных Дев, а точнее, самозваных цензоров, которые объявили себя единственными верными слугами литературы, заставляет Любовь

и сохнуть на пуританской диете из сладкой кашки и дистиллированной водицы.

Но здесь надо все-таки сказать, что мы с мисс Корри были помолвлены. Мисс и миссис Корри остановились в моем отеле, и ежедневно в течение целых двух недель я мог видеться с Маргарет. Нужно ли говорить, что от счастья я был буквально на седьмом небе! Золотые были денечки, и единственное, что их омрачало, так это присутствие доктора Дорримора, которого я вынужден был представить дамам.

Он довольно быстро расположил их к себе. А что я мог поделать? О репутации доктора я не мог бы сказать ни единого худого слова. К тому же он обладал манерами прирожденного джентльмена, а в глазах женщин манеры – и есть сам человек. Пару раз я заметил, что мисс Корри прогуливается с доктором. Я был вне себя от ярости и даже пытался протестовать. Но когда меня спросили о причинах, я не смог сказать ничего внятного; к тому же мне показалось, что во взгляде Маргарет мелькнуло нечто вроде брезгливой жалости к несчастному, обезумевшему от ревности. В итоге я впал в уныние, нарочито не обращал внимания на свою нареченную и в конце концов решил от большого ума на следующий же день вернуться в Сан-Франциско. Но об этом своем решении я не сказал никому.

Есть в Оберне старое позаброшенное кладбище. И хоть обретается оно почти в самом сердце города, едва ли возможно представить место более мрачное и безотрадное, особенно ночью. У большинства участков ограды, подгнив, покосились, а у некоторых и вовсе отсутствовали. Одни могилы просели, на других росли, причем уже давно, сосны, чьи корни, конечно, вершили ужасное святотатство. Надгробья, большей частью разбитые, скрывались в зарослях медвежьей ягоды, забор же, некогда окружавший кладбище, повалился, так что коровы и свиньи могли бродить, где им вздумается. В общем, место это служило к бесчестию живых и поруганию мертвых, являя собой, к тому же, воплощенное богохульство.

Вот в этом-то месте и застал меня вечер того дня, когда я принял безумное решение: оставить ту, которую любил больше жизни своей. Подходящее, надо сказать, место. Зыбкий свет ущербной луны, пробиваясь сквозь листву, призрачными пятнами ложился на землю, высвечивая уродливые подробности унылого пейзажа. Казалось, что в угольно-черных тенях таится некая тайна, куда более мрачная, чем сами тени. Я брел по дорожке, усыпанной мелким гравием, и вдруг увидел, как из темноты выступила фигура доктора Дорримора. Я замер, благо вокруг меня простиралась тень. Мне стоило огромных трудов сдержать себя – так хотелось броситься на него и задушить. Вскоре к нему присоединилась другая фигура и повисла у него на руке. Это была Маргарет Корри!

Не помню, что было дальше. Наверное, я бросился-таки, чтобы убить его. Еще знаю, что ранним утром меня, окровавленного и с синяками на горле, нашли случайные прохожие. Меня отвезли в «Патнэм-хаус», и я несколько дней провалялся в горячке. Но все это я знаю лишь потому, что мне потом рассказали. Сам же я помню лишь, что едва очнувшись, позвал к себе портье.

– Миссис Корри и ее дочь еще не уехали? – спросил я его.

– Простите, сэр, но не могли бы вы еще раз повторить фамилию?

– Миссис и мисс Корри.

– В нашем отеле они никогда не останавливались.

– Не надо меня обманывать, – буркнул я не без раздражения. – Вы же видите – я совершенно здоров и мне можно сказать всю правду.