Я закрыла глаза и из человека стали койотом. Задней лапой почесала ухо, прогоняя последние судороги, и выпрыгнула через окно, которое нарочно оставила открытым.
Мое восприятие как человека очень остро. Когда я меняю облик, оно еще обостряется, но дело не только в этом. В обличье койота я умею лучше сосредоточиваться на нужной информации.
Я побежала по тротуару и по земле сразу за калиткой, чтобы привыкнуть к запахам дома. Добежав до порога, я уже знала запах самца (это определенно не был человек, хотя сказать точно, кто он, я не могла), который сделал этот дом своим. Я уловила также запах самых частых посетителей, таких как девочка, которая вернулась к своей игрушке, но смотрела на меня, а не на игрушку.
После первых фраз они с Зи не обменялись ни словом, которое я могла бы услышать. Это могло означать, что они друг друга не любят, но язык их тел не свидетельствовал о вражде или напряжении. Наверно, им просто нечего было сказать друг другу.
Зи открыл дверь, когда я остановилась перед ней, и меня поглотила волна смерти.
Я сделала шаг назад — не справилась с собой. Безобразие смерти действует даже на малый народ. Я перебралась через порог с излишней осторожностью, но кое-какие поступки, особенно в облике койота, совершаешь инстинктивно.
Запах крови привел меня в гостиную, где был убит иной. Мебель и ковер были щедро залиты кровью; на том месте, где тело обрело покой, темнело большое кровавое пятно. Останки убрали, но не пытались убрать остальное.
На мой неопытный взгляд, непохоже, что он сопротивлялся: ничего не сломано и не перевернуто. Скорее кто-то словно наслаждался, разрывая его на клочки.
Смерть была насильственная. Именно такие смерти приводят к появлению призраков.
Я не уверена, знают ли дядюшка Майк или Зи о призраках. Хотя сама я никогда не пыталась скрывать, что вижу призраков, очень долго я вообще не подозревала, что остальные этого не умеют.
Именно благодаря помощи призраков я убила второго вампира. Вампиры очень хорошо прячут свои дневные убежища, даже от носа вервольфа — или койота. Даже те, кто владеет магией, не могут уничтожить их защитные заклятия.
Но я могу их находить. Потому что жертвы насильственной смерти обычно остаются на месте убийства в виде призраков, а за каждым вампиром обычно числится много таких жертв.
Поэтому и ходячих мало (я, например, не встречала ни одного) — всех их убили вампиры.
Но если иной, чья кровь окрасила стены и пол дома, оставил призрака, этот призрак не желал мне показываться. Пока не желал.
Я присела на пороге, между входом и гостиной, и закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться на том, что чую. Запах жертвы я отстранила. Каждый дом, как и каждое существо, имеет свой запах. Начну с этого, потом выделю запахи, которые здесь неуместны. Я нашла основной запах комнаты — в данном случае преимущественно запах трубочного табака, древесный дым и запах шерсти. Древесный дым показался мне странным.
Я на всякий случай открыла глаза и осмотрелась, но не увидела ни следа очага. Будь запах слабее, я решила бы, что кто-то принес его на своей одежде, — но этот запах преобладал. Может, благовоние или что-то, пахнущее огнем.
Поскольку, даже если я найду источник странного дыма, это вряд ли мне поможет, я положила голову на передние лапы и снова закрыла глаза.
Освоив основные запахи дома, я смогла различить случайные запахи, принесенные теми, кто сюда приходил. Мои предположения подтвердились: дядюшка Майк здесь побывал. Обнаружила я и острый запах девочки с йо-йо — она бывала здесь неоднократно. Все остальные запахи я поглощала, пока не почувствовала, что по желанию легко могу их вспомнить. Память на запахи у меня гораздо лучше зрительной. Я могу забыть чье-нибудь лицо, но редко забываю запах — или голос.
Я открыла глаза, собираясь получше исследовать дом… и все изменилось.
Гостиная была маленькая, аккуратная и во всех отношениях такая же безликая, как весь дом. Комната, где я оказалась, была вдвое больше. Вместо штукатурки стены забраны панелями из полированного дуба и увешаны небольшими вышитыми коврами со сложными картинами жизни леса. Кровь жертвы, которую я видела расплесканной по ковру цвета овсянки, теперь покрывала лоскутный плед, брошенный на полированный деревянный пол.
В передней стене, где раньше выходило на улицу окно, я увидела камин из речного камня, а окна не увидела. Зато на противоположной стене оказалось множество окон, и сквозь их стекла я видела лес, какой никогда не растет в сухом климате восточного Вашингтона. Этот лес намного обширнее маленького заднего двора, обнесенного проволочной изгородью.
Читать дальше