Брэм Стокер - Гость Дракулы

Джошуа попытался срезать стебель тупым ножом, подобно деревенским кухаркам, перерезающим шеи птице, или школьникам, отрезающим кусок бечевки, и в итоге справился с этой задачей, хоть и не без труда. Розы на кусте росли густо, поэтому он решил срезать большой букет, но не смог найти ни одного острого ножа в буфете, где держали столовые приборы. Тогда Консидин позвал жену и, когда она пришла, сообщил ей об этом. Мэри выглядела такой взволнованной и такой несчастной, что он догадался, в чем подвох, и спросил у нее, потрясенный и обиженный:

– Хочешь сказать, что это твоих рук дело?..

– Ох, Джошуа, я так боялась! – перебила его она.

Консидин замолчал и сел, по его лицу разлилась бледность.

– Мэри! – произнес он. – Так ты мне не доверяешь? Я бы никогда в это не поверил.

– О, Джошуа, Джошуа, – умоляюще воскликнула она, – прости меня! – и горько заплакала.

Джошуа на несколько мгновений задумался, потом сказал:

– Я понимаю. Лучше нам покончить с этим, иначе мы все сойдем с ума.

И с этими словами он выбежал в гостиную.

– Куда ты?! – почти взвизгнула Мэри.

Джеральд понял, что хотел сказать Джошуа: он не собирается из-за суеверия довольствоваться тупыми столовыми приборами. Поэтому доктор не удивился, увидев, как его друг вошел в дверь веранды, держа в руке большой кукри [77], который обычно лежал на центральном столе. Ему его прислал брат из Северной Индии. Это был один из больших охотничьих ножей, наносивших страшный урон во время рукопашной схватки воинов-гурков с врагом во время восстания. Очень тяжелый, но так равномерно сбалансированный, что в руке казался легким, с острым, как бритва, клинком. Таким ножом можно разрубить овцу пополам.

Когда Мэри увидела, как ее муж вышел из комнаты с ножом, она вскрикнула в ужасе, и у нее сразу началась такая же истерика, как прошлой ночью.

Джошуа подбежал к ней и, видя, что жена падает, бросил нож и попытался ее подхватить. Однако он опоздал всего на секунду, и оба друга одновременно в ужасе вскрикнули – Мэри упала прямо на обнаженное лезвие.

Когда Джеральд подбежал, он увидел, что во время падения левая рука молодой женщины задела клинок, лежащий в траве. Лезвие перерезало несколько мелких сосудов, и из раны хлынула кровь. Перевязывая рану, доктор показал Джошуа, что сталь перерубила обручальное кольцо.

Они отнесли бесчувственную Мэри в дом. Когда, через некоторое время, она пришла в себя, рука ее висела на перевязи, но сама женщина совершенно успокоилась и повеселела.

– Цыганка чудесным образом была близка к правде, – обратилась она к мужу. – Слишком близка, чтобы нечто подобное повторилось, дорогой.

Джошуа наклонился и поцеловал ее раненую руку.

Небольшой корнуоллский порт Пенкасл в начале апреля выглядел веселым. Казалось, солнце после долгой и суровой зимы появилось на небе уже надолго. Скала резко и четко выделялась на фоне размытого синего неба, там, где оно встречалось в тумане с далеким горизонтом, а море имело цвет настоящего корнуоллского сапфира, приобретая глубокий оттенок зеленого изумруда над бездонной глубиной под скалами, где мрачно разинули пасти тюленьи пещеры. Трава на склонах выгорела и пожелтела. Шипы на кустах дрока были пепельно-серыми, но их золотисто-желтые цветы устилали горный склон, и этот поток прерывали только каменные осыпи, и цветущие кусты превращались в пятна и точки, пока совсем не исчезали там, где морские ветры проносились над выступами скал и уничтожали растительность, подобно вечно работающим воздушным ножницам. Вся эта холмистая местность с ее телом бурого цвета, разбавленным всплесками желтого, напоминала колоссальных размеров овсянку.

Вход в маленький залив находился со стороны моря, между высокими утесами, а за ним возвышалась одинокая скала, пробуравленная множеством пещер и отверстий, проходя сквозь которые, море во время шторма издавало громогласный рев и выбрасывало фонтаны брызг и пены. От этого места он извивался, подобно змее, на запад, охраняемый у входа двумя небольшими полукруглыми причалами слева и справа. Они были грубо сооружены из темных плит, поставленных вертикально и скрепленных большими балками и железными скобами. С этого места вода струилась по скалистому руслу полноводной зимой реки, которая в давние времена проложила себе путь среди гор. Эта река сначала была глубокой, а в тех местах, где она становилась еще и широкой, на отмелях там и сям из воды торчали нагромождения изломанных камней, и там имелось множество отверстий, в которых во время отлива можно было найти крабов и лобстеров. Среди камней возвышались крепкие столбы, которые использовали для швартовки небольших прибрежных судов, часто посещавших порт. Выше по течению река еще текла свободно, так как воды прилива проникали глубоко на сушу, но всегда была спокойной, поскольку самые свирепые штормы теряли силу ниже по течению. Примерно на расстоянии четверти мили от моря река была глубокой во время прилива, но во время отлива по обе стороны становились видны те же острые камни, что и внизу, и, когда приливная волна отступала, между ними журчали тонкие струйки пресной речной воды. Здесь тоже были причальные столбы для рыбацких лодок. По обе стороны реки стояли дома, во время прилива оказывающиеся почти на уровне воды. Это были хорошенькие коттеджи, прочные и уютные, с аккуратными узкими садиками перед входом, полными старомодных растений, пышных кустов смородины, разноцветных примул, желтофиолей [78]и заячьей капусты. По фасадам многих домов вились клематисы и глицинии [79]. Оконные рамы и дверные проемы красили в снежно-белый цвет, а маленькую дорожку к каждому из них мостили светлыми камнями. Некоторые двери имели крохотные крылечки, а возле других стояли деревенские скамьи, вырезанные из древесных стволов или сколоченные из старых бочек; и почти везде на подоконниках стояло множество ящиков или горшков с цветами и другими растениями.