Ольга Грибова - Охотник на вампиров. Глубина

— Дима? — Я неуверенно позвал брата по имени.

Меня услышала Амаранта. Она обернулась и посмотрела на меня как-то особенно тревожно. Горничная тоже заметила мое присутствие и, решив, что, пока мы здесь, убрать комнату не получится, выключила пылесос и произнесла:

— Уехал ваш друг, я уже сказала об этом девушке.

Эти слова были подобны выстрелу в висок. Я все никак не мог взять в толк, куда и, главное, зачем уехал Дима, и почему он ничего об этом не сказал.

Он что-то просил передать? — спросил я, сам не понимая, чего хочу добиться.

Спросите на ресепшене, — посоветовала горничная.

Мы так и поступим, — заверил я отрешенно.

Эмми решила вмешаться и, взяв меня под руку, вывела из бывшего Диминого номера. До своей комнаты мы добирались в полном молчании. Я все пытался переварить новую информацию и остановился лишь у самого порога.

— Надо спуститься вниз. — Слова горничной, наконец, достигли моего сознания. — Должно быть, он просто выехал, зная, что нам скоро отправляться к отцу. Уверен, он оставил записку.

Эмми кивнула, правда, без особого энтузиазма. Спустившись на первый этаж, я спросил у молодого человека за стойкой, нет ли для нас сообщений.

Климентьев, номер сорок три? — уточнил портье и, получив подтверждение, передал мне сложенный пополам маленький листочек.

Вот видишь, — обратился я к Эмми, — все в порядке.

Давай прочитаем записку в номере, — попросила Амаранта, вместо того чтобы облегченно вздохнуть вместе со мной.

Я неожиданно согласился, хотя сгорал от желания узнать, что же там написано. Казалось, какая-то часть меня боится разворачивать записку. Снова очутившись в комнате, я протянул листок Эмми.

Она медленно развернула записку. Ей хватило всего нескольких секунд, чтобы прочитать написанное. Видимо, текст был небольшим, лишь пара строк. Глядя на со-средоточенное лицо девушки, на котором вдруг проступили легко различимые черты паники, я понял, что совершенно не хочу знать, о чем там говорится.

Амаранта подняла на меня полные ужаса глаза и, не дожидаясь вопроса, произнесла:

— Дима сбежал.

Это было все, что она сказала, но ее слов оказалось вполне достаточно, чтобы я в полной мере ощутил весь кошмар ситуации.

Куда? — спросил я, пребывая в шоке от услышанного.

Здесь не сказано. — Амаранта протянула мне записку, чтобы и я смог насладиться ее содержанием.

Записка действительно была коротенькой и писалась явно второпях, за это говорил неровный почерк и скачущие на строчках буквы.

«Ты сказал, что пора начинать жить. Я решил последовать твоему совету, поэтому уезжаю один. Не ищите меня». По всей видимости, это послание было адресовано непосредственно мне. Об этом красноречиво говорила сделанная ниже приписка: «Да, и чуть не забыл, — говорилось в ней. — Пошел ты, братишка! С наилучшими пожеланиями. Дима».

— Узнаю стиль брата, — усмехнулся я невесело.

Случившееся представлялось таким нелепым и непоправимым, что я не нашел ничего лучшего, чем рассмеяться. Только немного успокоившись, я смог начать обдумывать, что же теперь делать.

Самое время напомнить, что ты меня предупреждала, — пробормотал я.

Настроение для злорадства неподходящее, — вздохнула девушка.

Что мне сказать отцу? — с ужасом подумал я вслух.

Мы непременно найдем Димку, — постаралась утешить меня Амаранта. — Он сам вернется, когда поймет, что натворил.

Что-то я сильно в этом сомневаюсь.

Я действительно не верил в такую возможность. Насколько я знаю брата, он, однажды что-то задумав, идет к цели до конца. Правда, цели у него всегда были весьма сомнительные, но это уже другой вопрос. Вот и сейчас я понимал, что брат не передумает. Если мы хотим вернуть Диму, придется сначала разыскать его, а потом, возможно насильно, заставить его выслушать нас и объяснить, что он неправ.

Все уладится. Никогда не поздно исправлять ошибки, — снова попыталась приободрить меня Эмми.

Неужели я настолько плохой брат, что от меня надо сбегать? — Я все никак не мог взять в толк причину такого поступка. Подумаешь, повздорили. Это была не первая наша ссора.

Дело не в тебе. Он слишком долго принимал зелье, и оно произвело специфические изменения в его мозгу.

Но я же не решил скрыться в неизвестном направлении!

— Дима всегда был более восприимчив.

Значит, брат вдруг возомнил, что близкие недостаточно ценят его и даже мешают ему жить в свое удовольствие. Самостоятельность — вещь, конечно, хорошая, но не в этом случае. Я чувствовал: то, на что Дима хочет ее употребить, не понравилось бы ни мне, ни тем более отцу.