Марьяна Романова: Остров Смертушкин

Старик умолк.

– Я ни за кого себя не выдаю, – удивилась Настя. – Я даже не очень знаю, кто я есть.

– Мне неважно, что говоришь ты. Мне важно, что говорит твоя душа. Я знаю ее язык, я умею слышать души. Язык может соврать, душа никогда.

– Что я должна сделать? – серьезно спросила Настя. – Я сделаю всё, что нужно. Только мне важно знать, что моя сестра останется в живых.

Старик брезгливо поморщился. Как будто они сидели на концерте классической музыки, и Настя вдруг сказала, что на самом деле любит горячий латинский рэп.

– Твоя сестра просто «мясо». Тебя не должна волновать ее судьба. Чувство родства по крови ложное… – Заметив, что по ее лицу пробежала едва уловимая тень, Старик быстро добавил: – Но в моих силах тебе пообещать. Если ты действительно та самая, мы не тронем твою сестру. Но это ей не поможет. Она не выживет здесь. Она совсем другая. Но твоя сестра умрет так, как сочтет нужным сама, без помощи моих людей.

Немного помолчав, Настя, прямо глядя в глаза Старику, произнесла:

– Остров Смертушкин. – Как будто сообщила священный пароль.

– Что? – Он напряженно подался вперед.

– Такова моя судьба. Остров Смертушкин. Я с самого детства это знала. Мне одна пожилая женщина нагадала.

– Что именно она тебе сказала? – заинтересовался Старик.

– Я никогда и никому этого не говорила. Она запретила. Ту женщину все называли Тетьфрося. Хотя сейчас это неважно. Она сказала, что у каждого человека есть предназначение, и мое – это остров Смертушкин. Я сама почувствую, когда настанет момент рассказать кому-нибудь о нем. Но до этой минуты я ничего не чувствовала.

Седые брови Старика взлетели вверх.

– Ты думаешь, что наш остров связан со смертью? – Он выглядел почти оскорбленным, хотя и был из тех, кто умеет идеально «держать лицо».

– Я знаю, что ваш остров и есть сама Смерть. Смертушка – как говорила Тетьфрося. Она утверждала, что есть остров, на котором собираются те, кого Смертушка в гости к себе позвала. Предназначение человека искусной формулой прописано в его крови и не поддается изменению. Человек с ним рождается и живет ровно до тех пор, пока предназначение не будет выполнено. Ну, или пока не станет понятно, что он не смог, не сдюжил, не выполнил миссии, ради которой был отправлен в этот мир. В обоих случаях человек сначала попадает на остров Смертушкин, а потом уж умирает.

– И почему же ты здесь оказалась? – Старик был очень серьезен. На острове у него не было собеседников. Он не помнил, когда вот так говорил бы с кем-нибудь. Не помнил этого ощущения – когда ты слушаешь, а не вещаешь.

– Такое у меня предназначение, видимо. Меня Смертушка позвала, чтобы я всех на свете разбудила.

– И что же это значит?

– Я не знаю, – вздохнула Настя. – Я вообще мало что знаю о жизни. Большую ее часть я провела в плену – у самой себя. Только последние несколько дней и живу. Я просто передаю то, что сказала мне та женщина. Она сказала: тебя позовут на остров Смертушкин, и ты всех на свете разбудишь. Я и тогда не поняла, что это значит, и сейчас не понимаю.

– А вот я, кажется, понимаю… – Испещренное глубокими морщинами лицо Старика даже как-то ожило. – Ты именно та, которая должна войти в подземелье. К ней.

– К ней?

– К богине, которая живет в огне.

– Я готова.

Ларису трясло – так бывает во время жестокого гриппа. Хотелось, чтобы невесомое пуховое одеяло обняло тело, и чтобы стало тихо и безопасно – хотелось пережить эту негу телесной слабости где-нибудь, где за тобою по пятам ходит разве что заботливая высокооплачиваемая медсестра, а не смерть с белыми глазами, холодными и внимательными.

Тело Ларисы действовало автоматически, им управляла жажда жизни, лютый страх, что все для нее закончится вот здесь, в жарком мороке ночных джунглей.

Она старалась не отставать от Романа, который шел вперед, не давая ни минутки отдыха. И даже не пытался подать ей руку, когда они перебирались через поваленное полуистлевшее бревно или когда она чуть не поскользнулась на размокшей глине. То, что он позволил ей идти рядом, и так было великодушием с его стороны.

Лариса настолько сконцентрировалась на том, чтобы не упасть, не отстать, что перестала замечать бег времени, она могла только констатировать, что синие сумерки перетекли в тяжелую экваториальную ночь. Наконец Роман остановился у какого-то дерева и сказал:

– Всё. Нам надо передохнуть.

В голове гудело, хотелось пить, она провела рукой по ноге и поняла, что разодрала ее до мяса. Но неподвижность все равно показалась спасительной. Привалившись спиной к древесному стволу, Лариса закрыла глаза и просидела так несколько минут, а может быть, несколько часов. Когда веки перестали быть свинцовыми, она смогла сфокусировать взгляд на перепачканном глиной лице своего спасителя.