Екатерина Неволина - Дыхание смерти

Заметив кровь на костяшках пальцев девушки, он ощутимо вздрогнул. Кадык на длинной тонкой шее медленно поднялся и опустился, словно мужчина с усилием сглотнул.

— Пульс нормальный, ей уже лучше, — глухо произнес незнакомец.

Даже сквозь перчатку девушка почувствовала, до чего холодные у него пальцы.

Сейчас, глядя в темные холодные глаза знакомого незнакомца, она вдруг ясно поняла: это не сон и не сумасшествие. Все это — по-настоящему!

Они сидели в холодном пустом зале за столом, представляющим собой положенные на козлы доски: старый рыцарь с добрыми глазами, называвший себя Машиным отцом, во главе стола, рядом с ним — пустое место, далее — Маша, женщина, называвшая себя ее тетей, господин аббат, так и не снявший своих перчаток, и сухопарый мужчина неопределенного возраста с беспокойным взглядом, которого представили девушке под именем отца Давида.

На столе стояла громадная грубо вылепленная миска, на которой лежала часть туши какого-то животного, и жир капал прямо на стол, на некрашеные плохо обструганные доски.

В тушу был воткнут нож, и все отрезали им себе куски и, держа мясо пальцами, жадно ели.

Машу замутило. Наверное, ей не стоило выходить к столу, но она побоялась остаться в комнате наедине с аббатом.

— Ешь, тебе нужно набираться сил, — сказал старый рыцарь Маше, отрезая себе новый кусок. — Видишь, какая слабенькая, не скажешь, что дочь крестоносца.

Маша сглотнула. В горле стоял противный комок. Капля жира, упав с мяса, распласталась на столе, блестя в свете висящих на стенах факелов.

— Спасибо, мне не хочется… — пробормотала девушка.

Рыцарь скорбно покачал головой.

— Не заставляй ее, брат, — вмешалась в разговор тетушка, леди Роанна. — Бедняжка едва-едва оправилась. Она ведь была на самом пороге смерти. Что ты видела, дорогая? Приходили ли к тебе ангелы? — Она с любопытством уставилась на Машу, не забывая откусывать от своего куска. Ее губы и подбородок блестели от жира.

— Нет, я не видела ангелов, — ответила Маша, ежась под холодным изучающим взглядом аббата. — Последнее, что я помню, это то, что меня едва не переехала повозка… То есть не повозка… — Девушка задумалась. Она прекрасно помнила мчащуюся на нее машину, только вот никак не находила слова, ее обозначающего. — Ну, похоже на повозку, только движется без лошадей и возницы… То есть возница там есть… он называется как-то по-другому, не знаю, как, он крутит… колесо…

Маша окончательно запуталась и замолчала. Все нужные слова исчезли… И вообще ей казалась, будто она говорит на чужом, едва знакомом языке.

— Вот чудеса-то! — удивилась тетушка. — Но крутить руками колесо неудобно. На лошади быстрее будет.

— Когда я был у стен Иерусалима, — задумчиво произнес старый рыцарь, — моего товарища, сэра Уолтера ранили в живот. Ох уж мучился, бедолага, весь огнем горел и говорил что-то о водопаде и о розах. А вокруг — песок, и солнце печет, только мы и собаки эти — сарацины… Славное же было времечко, — вздохнул он, словно не рассказывал только что о смерти товарища.

— Так бывает, когда в теле бродит дурная кровь. Иногда еще не то померещится, — вмешался отец Давид, но тут же стушевался, замолк и уставился в стол, стоило только аббату слегка повернуть в его сторону голову.

Сам аббат почти ничего не ел и только крошил, размачивая в бокале с вином, краюху серого хлеба.

В это время в залу вошел слуга, неся в одной руке блюдо с птицами — Машу передернуло, когда она поняла, что это запеченные целиком голуби — а в другой — корзину с яблоками и грушами.

— Слабая ты у меня вышла, — с сожалением добавил хозяин замка, глядя на Машу. — Надо бы тебя замуж скорее выдать…

Маша, которая как раз решилась откусить кусочек от груши, подавилась и закашлялась.

— Что? — спросила она, отказываясь верить собственным ушам.

— Все честь по чести. Устроим турнир, соберем женихов. Не бойся, Мария, я тебя в обиду не дам! — заверил рыцарь. — Давно тебе бы замуж пора, видать, я плохой отец, раз до сих пор не позаботился об этом.

— Да, — вмешалась тетушка. — Уж послушались бы господина аббата. Господин аббат давно уже говорил…

— Хватит! — вдруг рявкнул рыцарь и ударил тяжелым кулаком по столу так, что тот закачался. — Я и так слишком много слушаю вашего аббата и тебя, сестра!

Его лицо побагровело от гнева, а на виске явно проступил уродливый багровый шрам, пересекающий лицо наискосок и заканчивающийся где-то в районе щеки.