Леонид Алехин: Сказка на ночь

– Вы все же сообщили мне одну хорошую новость, барон, – сжалилась Эрика. – Человек мертв. Нам противостоит зверь. Хитрый, живучий, опасный. Но всего лишь зверь. Если бы он не был так глуп. Если он выбрал другой способ самоубийства – перегрыз себе вены, например. Мы бы столкнулись с существом во много раз более страшным. Наряду с некоторыми человеческими свойствами, оно бы обрело способность принимать облик своих жертв.

– Доппельгангер крадет образ жертвы вместе с душой. Оборотень довольствуется только обликом. Он снимает с жертвы кожу и приращивает ее поверх своей. Пока кожа не начнет разлагаться, отличить его от оригинала почти невозможно.

Барон наморщил лоб.

– Я читал об этом! – радостно возвестил он. – Отчет группы Тойбера. Тысяча девятьсот девятый год. Потрошитель из Шварцвальда. Семь жертв. Единственный уцелевший – маленькая девочка, – он опять нахмурился. – Не могу вспомнить, как ее звали…

Гаспар ван Рихтен нервно кашлянул.

– Эрика Браут, – сказала Эрика Нагель, доктор медицины, особый сотрудник клиники лечения психических заболеваний фонда ван Рихтена. – Год спустя она умерла от туберкулеза в приюте фонда ван Рихтена.

– Да, да, вы совершенно правы, – покивал головой фон Штольц. – Бедная девочка. Столько пережить и от туберкулеза…

– Вы бы предпочли, чтобы малютку сожрал оборотень? – с иронией спросила Эрика.

– Нет, нет, что вы, – барон покраснел. – Я имел в виду…

– Время, – сказал Гаспар, глядя на часы. – Тебе пора, Эрика.

В глубине парка колокола часовни замка Альбрехтсберг ударили полночь.

– Ты лжешь, – я не чувствовал уверенности в своих словах.

– К чему мне? – пожал плечами Белый Вульнар. – А даже если бы я и захотел, не смог. В ночь полнолуния владеющий силой не способен лгать. Сомневаешься? Посмотри мне в глаза.

Он откинул голову, подставляя лицо отблескам лунного света. Я увидел желтый блеск его радужки, рассеченной вертикальным зрачком. Тень, проследовавшая за ним в пещеру, была тенью огромного волка, ступавшего на задних лапах.

Вульнар присел на коротчки перед грудой хвороста. Металлически лязгнул зубами.

Хворост жарко вспыхнул, весь, сразу. Огонь поднялся до потолка пещеры, но тут же опал, смирился под ладоням Хозяина.

Сквозь танец языков пламени меня обдал холодом взгляд Вульнара.

– Я не вижу твоего лица за этой маской, охотник. Но твои глаза знают смерть. Ты убивал?

– Я воевал.

– Это хорошо, – задумчиво протянул Белый Вульнар. – Для тебя. Молоко валькирии не погубит тебя, а сделает сильнее.

– Молоко валькирии?

Он кивнул на мою фляжку.

– Брага, которую варит мой брат. Молоко валькирии. Медвежья кровь. И вода с ледника, в котором спит вельва, прорицательница Последней Зимы. Только благодаря этому снадобью ты до сих пор жив. Я заговорил эту пещеру так, что она убивает каждого, кто заходит сюда. Если бы ты прошел дальше, – он указал вглубь пещеры. – Ты бы встретил людей и животных, превратившихся в лед.

Вульнар усмехнулся, и я увидел двойной ряд острых железных клыков.

– Некоторых, впрочем, убил я, раньше, чем это сделал холод. Но холод не может справиться с тобой. Как и я. Пока.

– Ты не можешь справиться со мной? Почему?

– Брага Вульнара Черного. Она дает тебе силу двадцати воинов. Ярость трех медведей. И умение предвидеть все, что сделает враг. Ты слишком опасный противник сейчас, чтобы сражаться с тобой в человеческом теле.

Его откровенность была поразительна. Я подумал о полной луне, не дававшей Вульнару лгать. И спросил:

– Почему твой брат хочет убить тебя?

Железная улыбка стала шире. Теперь она напоминала оскал.

– Потому что мой брат глиняная кукла, сделанная из черной глины цвергов. И внутри у него пустота.

Ладони Вульнара обрисовали в воздухе очертания кувшина.

– Эта пустота мечтает наполниться. Моим мясом, моей кровью. Моей душой. Всем, чего в ней нет от рождения. Такова злая сущность всех глиняных близнецов.

«Подменыш во всем подобен человеку. Лишь двух вещей не хватает ему до полного сходства».

– Ты можешь не верить мне, охотник. Тогда спроси у моего брата сам.

«Жила-была одна маленькая девочка, которой мама запрещала гулять в лесу по ночам».

Парку Альбрехтсберг было далеко до ухоженного, но мрачного Шварцвальда, где прошло ее детство. Рука архитектора сплела вокруг замка паутину мощеных дорожек. Натоптанные среди деревьев тропинки подчинялись продуманной системе.

Усталого путника ожидали скамейки и беседки. Темные уголки освещались газовыми рожками. Повсюду изобиловали таблички и указатели.