Юрий Погуляй - Спящий бог Ари-Ча

Драться на этих камнях невозможно. Особенно когда на твоих плечах несколько десятков фунтов стали. И вновь я пожалел, что у нас не было «дальнобоя». Мы легко могли убить предателя, не рискуя ничьими жизнями…

Но судьба была против нас.

Отряд растянулся, преодолевая препятствие, а затем рухнул один из великанов, преградив черной бочкой путь остальным и отрезав их от хвоста колонны. По великому счастью и провиденью Спящего, последними шли носильщики и Дави, вместе с убийцей из Кари-Ча. Упавший северянин неуклюже поднялся и вместе с напарником попытался вытащить бочку, застрявшую меж камней.

Улле решил рискнуть. Сливаясь с камнями, он метнулся по тропе наверх, за северянами. Пыль и грязь въелись в него за последние дни так, что только чудом его можно было отличить среди серых скал.

Улле бежал ловко, словно лучший охотник народа Ари-Ча, и стремительно приближался к замыкающим колонну дикарям. Я присел, наблюдая за ним в «дальногляд». Сердце мое впервые за последние дни забилось чаще, а на губах сама собой поселилась молитва Спящему.

У моего брата был шанс. Вот между ним и предателем осталось сто шагов. Девяносто. Восемьдесят. Улле выхватил нож, и алое вечернее солнце заиграло на широком лезвии.

Шестьдесят шагов. Пятьдесят. Северяне пытаются поднять заблокировавшую проход бочку, но снова роняют ее. Грохот прокатывается меж камней, лица чужаков наполняются угрюмостью, а Улле бежит.

Сорок. Тридцать. Я вижу, как на лице моего брата появляется победная улыбка.

Двадцать шагов!

И тут Спящий забывает о нас. Когда до Дави остается не больше десяти шагов — убийца из Кари-Ча резко оборачивается. Его лицо в обрамлении длинных, вьющихся волос ничего не выражает, но я понимаю, что он видит Улле. Спустя мгновение северянин одной рукой сильно толкает предателя Дави в спину, и тот падает на камни. А чужак, сделав шаг в сторону, с силой бросает в Улле нож.

И мой брат падает вниз, держась за вонзившуюся ему в горло сталь.

Я чувствую, как меня захватывает невыносимая горечь и злость. Боль, когда я отрезал себе язык, кажется мне лаской по сравнению с тем, что я чувствую сейчас. Упав на колени, я плачу и ненавижу предателя Дави.

Жрец предупреждал нас о том, что его попытаются убить. Для того и тащили мы его глупую сучку в горы. Я не могу понять, почему мы не могли обойтись первой попавшейся дикаркой, раз у смугляков такой культ женщины. Но Отто приказал доставить именно ее. Благородный идиот. Глупо идти на поводу предателей…

Уважение дикарей к своим самкам натолкнуло меня на забавную мысль. Что если отобрать здесь десятка два девочек, вырастить, обучить, превратив их в машины смерти, а затем прислать сюда убивать. Можно будет спокойно очистить эти горы от смугляков и не потерять при этом ни одного бойца.

Я как раз об этом и размышлял, когда из пустоты вдруг возник тот юнец. Разведчики говорили, что за нами кто-то идет, поэтому я и не удивился. Заодно и преподал урок нашим преследователям. Со мною шутить не надо. Я шуток не понимаю.

Подняв на ноги испугавшегося жреца, я грубо толкнул его в спину:

— Иди!

Мерзавец все норовил посмотреть назад, наверное, хотел полюбоваться на убитого мною смугляка. Я не дал.

— Пошел!

В глазах жреца блеснул недобрый огонек, и я зло ощерился.

— Не ропщи, тварь, иначе этой ночью твоя женушка познакомится кое с чем.

Я сделал недвусмысленный жест, и внизу живота приятно потянуло. Если бы не старик Ульф и принципиальный Отто — я бы давно развлекся со стройной смугляночкой. Признаться честно, никогда я так сильно не хотел женщину, как эту изящную, тоненькую дикарку с такими длинными, такими многообещающими ножками.

О, как же это должно быть сладко.

Бочка, которую с пыхтением пытались вытащить носильщики, упала в третий раз. Я испытал неприятный холодок предчувствия и посмотрел на уронившего ее здоровяка, который тут же сжался под моим взглядом.

— Открой бочку, — приказал я ему.

Огромный увалень торопливо ухватился за крышку, рванул ее на себя и отступил назад. Я подошел поближе, уже догадываясь, на что мне предстоит смотреть.

Глянул внутрь, на скорчившегося в тесной темнице черного. Руки пленника безвольно опустились, голова очень знакомо склонена набок. Я сунул руку в бочку, с брезгливым ощущением нащупал пальцами холодную шею. Сердце его не билось. Да и вообще парень был мертв уже пару часов минимум. Недоглядел я, что ли?

Земля, воздух, душа и сердце — все вдруг задрожало, пронизанное басовитым ударом местного метронома. Ничего-ничего. Недолго тебе осталось стучать.