Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк

– А вот сейчас узнаем. У тебя есть родственник, дядюшка, любитель золотых перстней с вот такими чёрными камнями? – Я показал размер на кулаке и в двух словах описал портрет незнакомца, которого я про себя называл чёрным человеком из ночи.

Глаза Равви сузились и из прозрачно-синих сделались тёмными, непроницаемыми, губы сжались в злую нить. Он оттащил меня в сторону и потребовал:

– Рассказывай.

– Я повстречал его ночью. Он сулил мне золотые горы, чтобы я выдал тебя властям.

– Он назвался моим родственником?!

– Дядей.

– Вот гад ползучий! – возмущённо выдохнул Равви. – Совсем обнаглел!

– Соврал, значит.

– Разумеется! Он всегда врёт, чтобы достичь своей цели. Для него все средства хороши.

– К твоему сведению, он побеседовал со всеми присутствующими. Ты знал об этом?

Равви обвёл озадаченным взглядом топтавшихся в нерешительности спутников, и те, словно уловив, о чём велась речь, потупились, низко опустили головы.

– Я ожидал, – ответил, помолчав. – Только надеялся, что, если это случится, они расскажут мне… Значит, ошибся. – Он тяжко вздохнул.

– И что же теперь?

– Они сами должны сделать выбор. Свой собственный свободный выбор. Это их высшее право. Я не стану им мешать.

– Этот выбор может стать для тебя смертельным! – выпалил я.

Некоторое время мы смотрели друг на друга в упор, а потом черты его смягчились, глаза посветлели, на губах заиграла грустная улыбка.

– Однажды мы с тобой говорили о смерти. Разве ты забыл?

– Ну, да, смерти не существует, есть Вечность, и всё такое… Но ты нужен здесь и сейчас, в этом мире, а не в какой-то Вечности!

– Боюсь, это не мне решать. – Равви дружески хлопнул меня по плечу. – Идём.

Я замолчал. Что оставалось? Нереальная сила духа этого парня вводила меня в ступор. Мы снова вышли к остальным, всё ещё спорившим и притихшим при нашем появлении.

– Послушайте, – Равви поднял раскрытую ладонь. – Несколько дней назад я привёл к нам этого человека, но тогда я не знал, разойдутся ли наши пути. А сейчас я хочу предложить ему стать одним из нас. Ты согласен?

Он посмотрел мне в глаза, и у меня заколотилось сердце, и всё задрожало внутри. Я отчаянно закивал.

Он поднял голову, пристально, не щуря глаз, посмотрел на солнце, прятавшееся за макушками деревьев. И через пару мгновений солнечный луч, пробившись сквозь листву, упал на его лицо, окутал солнечным дымом с головы до ног, а затем соскользнул на раскрывшуюся навстречу ладонь и замер, как большой светлячок.

– Вот, – сказал он, протягивая его мне, – возьми.

С глупо выпученными глазами и распахнувшимся ртом я неловко сложил ладони в лодочку, будто готовился принять текучую жидкость. Равви коснулся моих дрожащих рук, и я ощутил, как живое тепло перетекает ко мне из его пальцев. Несколько секунд оно светилось в моих ладонях, а затем погасло, но ощущение неведомой теплоты осталось, словно отныне я нёс в себе молекулу солнца.

– И что мне теперь делать? – Спросил я отчего-то шёпотом.

– Придёт время – поймёшь.

– Теперь ты точно один из нас. Здорово! – Толкнул меня в бок Петруха. – Надо отметить.

– Верно. – Пробасил Фома и двинул меня по плечу так, что оно загудело, и мне пришлось окрикнуть: – Полегче!

Остальные тоже не остались в стороне. Моё сердце колотилось, грудь то распирало, то сдавливало от нахлынувших эмоций, и мне отчаянно не хотелось думать о плохом. Гнал дурные мысли прочь: наверняка я смог, успел достучаться, и таинственный некто не совершит роковой ошибки и сделает правильный выбор. Они же отличные ребята. И историю вершим мы сами. Как мне хотелось в это верить!

– Послушайте, – выговорил я, – послушайте… Я хочу сказать, что я здесь всего ничего, но у меня такое чувство, будто я знаю всех вас очень давно, целую жизнь…

Но тут моё горло предательски сжалось, и я почувствовал, что если выдавлю из себя ещё одно слово, могу разреветься, как девчонка, и это будет ужасно глупо, сентиментально… Потому я только махнул рукой и отошёл в сторону, украдкой шмыгнув носом.

Приближалась Пасха. Чем ближе она становилась, тем сильнее разливалось в воздухе, наряду с радостным возбуждением и нервозным предвкушением неизвестного чуда, тщательно маскируемая, но ощутимая напряжённость. Мы почти перестали говорить о предстоящем, но это было не спокойное молчание согласия, а то гнетущее молчание, за которым скрывалась недосказанность – молчание, кричавшее громче слов.

Когда то утро, наконец, настало, мы встретили его тем же вопросительным молчанием и выжидательными взглядами тринадцати пар глаз, устремлённых на Равви.