Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк

На месте, куда упал плевок, земля задымилась, будто её прожгли кипящей смолой. Я невольно отшатнулся, застыл по стойке смирно.

– Значит так… – продолжил он с дружелюбной улыбкой, гипнотизируя бездонной пустотой глазниц. Только теперь я заметил, что на них не хватает ресниц, а веки набрякли серыми мешками. Возможно, потому его глаза выглядели столь неприятно, пугающе.

– Уговоры на парня не действуют, у него крыша набекрень. Бедняга спятил. Вообразил себя спасителем мира. Можно подумать, что этот нищенский полоумный мирок можно спасти… Выход один: увести силой. Но семья сама это сделать не может, потому что опасается, как бы он совсем не распсиховался. Есть другой выход. Мы наняли надёжных людей. Они его возьмут, напугают, как следует, для проформы даже за решёткой подержат. А потом приедут родители, и парень, как миленький, кинется к ним на шею и с радостью вернётся домой. Тебе за труды тоже перепадёт…

Он сделал небрежное движение рукой. Зловеще мерцнул красноватый отблеск в чёрном камне массивного перстня, и тот же мрачный блеск показался мне в глазах попутчика. Я перевёл взгляд в сторону, указанную камнем и невольно испустил полувздох-полустон.

Деревья расступились. За ними обнаружилась ровнёхонькая асфальтированная дорога, по которой, мимо высокого кирпичного забора полз величавый чёрный «мерс». Автомобиль затормозил у ворот, за которыми угадывался роскошный особняк и возле него, – я не видел, но отчего-то знал, что это так, – распласталась лужайка в стиле английского газона, сбоку, под стеклянным куполом плескалась в бассейне подогретая вода… Из «мерседеса» вышел я сам в охренительном костюме. Следом выпорхнула Магда в коротком летящем меховом манто и сапожках, доходящих почти до самых ягодиц, на умопомрачительной высоты каблуках. У меня перехватило дыхание. Я шлёпал губами, как рыба, выброшенная на берег, а вкрадчивый голос за спиной с интонацией ведущего телемагазина продолжал перечислять дополнительные параметры благополучия: номера счетов с многонулевыми суммами в банках Швейцарии, недвижимость в райских уголках голубого шарика и даже, по желанию, высокие посты в государственных или коммерческих структурах, причём государства предлагались на выбор…

– Н-ну, – улыбнулся странный человек, ласково приобняв меня за плечи, – ты согласен? Сделаешь, что я скажу, и через минуту ты будешь там.

Я молчал. Видение растворилось в клубах сизого дыма, и кедры сомкнули свои пушистые длинные иглы. Ещё пару дней тому назад я не сомневался бы ни секунды. Но сейчас что-то удерживало меня. При всей настойчивой обходительности было в случайном моём собеседнике что-то неприятное, пугающее и настораживающее. Да и чересчур велика была цена за пустяковую, по его словам, услугу.

– Эх, молодёжь… – сокрушённо качая головой, вздохнул он. – Полный нигилизм, откуда такое недоверие к старшим? Можно подумать, вас всю жизнь обманывали… Я всем желаю только добра. Ах, как хорошо сказал славный старик Гёте: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и совершает благо.» Гениально сказано, просто гениально! Вы читали «Фауста»?

Я сконфуженно помотал головой, чувствуя, как румянец наползает на мои щёки.

– Ай-яй-яй… – Он назидательно погрозил мне указательным пальцем. – Какой пробел в образовании… Непременно прочтите. А вы говорите «Равви»… «Учитель». – передразнил он. – Чему вас учит этот Учитель? Вы же азами не владеете… Ну, да ладно, Всевышний ему судья… – произнёс он с плохо скрытым сарказмом. – На чём мы с вами остановились? Быть может, на этом?

Я дёрнулся и замер. Навстречу мне по дороге шла Магдалин. Прелестная, как невеста, в полупрозрачном белом платье, с раскинутыми по плечам кудрями, с шальной улыбкой на полураскрытых губах. Она ступала медленно и ровно, будто шла по натянутому канату, и с каждым новым движением лёгкая ткань окутывала её тело так, что становился заметным любой изгиб, даже самый сокровенный. Она подошла вплотную, запрокинула голову, её глаза были неестественно-черны, непроницаемы, как стена. Если и был в них блеск, то тоже искусственный, как от электрической подсветки. Казалось, что она не понимает, что делает, а лишь повинуется командам извне. Её ладони легли на мои плечи, но не было в том прикосновении ни лёгкости, ни тепла, ни нежности. Наверное, так обнимают блудницы – без чувств, без желаний, механически, как запрограмированные куклы. Её сочные губы были совсем близко. Я изнемогал от желания поцеловать её, но этот взгляд отрешённый, неживой – парализовывал. Если бы она закрыла глаза, как обычно делают женщины во время поцелуя, возможно, всё было бы по-другому. Но она продолжала смотреть и даже не на меня, а будто сквозь меня, и у меня появилось отвратительное ощущение, что передо мной не Магдалин, а робот, созданный по образу и подобию.