Б. Олшеври-младший - Вампиры замка Карди

— Эстер, я надеюсь… Если Лизе-Лотта пойдет к коменданту и попросит связаться с ее дедом, скажет, что признала свои ошибки, что готова развестись и покаяться во всем… Возможно, они отпустят ее с Михелем! Не захотят связываться с Гисслером. Он — знаменитость. У него влияние в самых высоких кругах! А он — не такой же он зверь, чтобы позволить убить ее и своего внука! Тем более, теперь, когда она раскаялась и согласна на все…

— Ох, Аарон! Не поверят они в раскаяние теперь, когда известно о ликвидации!

— О ликвидации известно единицам среди нас. А они думают, что и вовсе никому. И не имеет значения, поверят они ей или нет. Они не захотят просто так убить немку, внучку знаменитого Гисслера. По крайней мере, я надеюсь, что они свяжутся с ним, а он, со своей стороны, сделает все…

Эстер и Аарон говорили так, словно Лизе-Лотты вовсе не было в комнате! О ней — как об отсутствующей. Хотя, по сути дела, она была почти что отсутствующей… И она молчала — не вмешивалась в разговор, пока Аарон не обратился к ней:

— Лизхен, ты должна встать сейчас, переодеться, расчесать волосы и пойти к коменданту. Завтра может быть поздно. У них будет слишком много дел, нужен день для подготовки… Да и твоему деду понадобится какое-то время чтобы добиться твоего освобождения.

— Я не хочу идти к коменданту. Я не хочу возвращаться к деду. Я не хочу жить без тебя, — пролепетала Лизе-Лотта, послушно поднимаясь с постели.

От долгого бездействия ноги и руки не слушались ее, а голова кружилась.

— Оденься прилично — никаких платков сверху не накручивай. Ты должна выглядеть аккуратной немкой, а не неопрятной еврейкой, — спокойно сказал Аарон, игнорируя ее слова.

— Я сейчас согрею воды, подожди. Помогу тебе вымыться, — вскочила Эстер.

— Эстер, у нас дров только на три дня! И неизвестно, где будем доставать потом… Мы не можем тратить на воду! — запротестовала Лизе-Лотта.

— Нам не нужны дрова на три дня, Лизхен, — тихо ответил Аарон. Послезавтра мы умрем. Ты должна сейчас приложить все силы, чтобы спасти Михеля. Ты сможешь спасти его, только если спасешься сама. Без тебя он никому не нужен. Ты — немка. Хоть и осквернившая себя. Но ты можешь раскаяться и очиститься. Он — наполовину еврей. По крайней мере, все считают, что он еврей только наполовину… Ради тебя твой дед его примет. Но без тебя Мойше не нужен даже ему.

Эстер расчесала волосы Лизе-Лотты, заплела их в косы и уложила корзиночкой на затылке. Затем стащила с нее одежду и долго, сильно терла губкой, время от времени окуная губку в горячую воду. Постепенно Лизе-Лотта согрелась, онемение в теле прошло, и даже в голове прояснилось, хотя не до конца — она все еще ощущала себя отупевшей. Потом Эстер помогла ей одеться тонкие чулки, блузка, костюм, пальто, шарфик, берет — Лизе-Лотта уже давно так не одевалась так цивилизованно. На этом пальто даже не было нашито шестиконечной желтой звезды, которую обязаны были носить все обитатели гетто — и Лизе-Лотта вместе с ними. Это пальто было слишком нарядное и Голда решила не портить его звездой… В гетто одежда служила лишь изначальной своей функции — защите от холода. Лизе-Лотта старалась натянуть на себя побольше слоев одежды, лишь бы было тепло. В этой приличной одежде ей было холодно. И как-то некомфортно. Но ни Аарон, ни Эстер даже слушать не желали ее жалоб! Аарон снова повторил ей все, что она должна сказать в комендатуре. Затем заставил и ее повторить — слово в слово, как заученный урок.

— Ты не пойдешь со мной? — жалобно спросила Эстер.

— Нет. Не могу. Ты ведь сбежала тайком от меня, потому что раскаялась и хочешь развестись, вернуться к настоящим людям, искупить свои прегрешения…

— А Михель разве не пойдет со мной?

— Нет. Ты пойдешь одна. У него слишком еврейская внешность. Они взбесятся… И потом, женщина с еврейским ребенком, просящая их о милосердии, вызовет меньше интереса и сочувствия, нежели немка, гнусно обманутая евреями. Иди, Лизхен.

Он поцеловал ее в щеку и вытолкнул из квартиры.

Больше Лизе-Лотта никогда его не видела. Она даже не успела в последний раз сказать ему, что любит… Она вообще никогда не говорила ему, что любит! Потому что считала, что любит только Джейми. Что Аарон ей — просто друг. Она поняла, что любит Аарона, когда вышла на улицу гетто, чтобы идти к коменданту. И Аарон, прощаясь, тоже не сказал ничего такого ей… Ничего такого, что говорят в книгах и в кино люди, когда прощаются навек. А с Эстер, Голдой и Мордехаем она даже не попрощалась.