Б. Олшеври-младший - Вампиры замка Карди

Последние три недели жизни в гетто она провела в постели. Они с Михелем лежали рядом и согревали друг друга. Лизе-Лотта рассказывала ему бесконечные истории… Читала на память уже знакомого ему Гете. Англичан Шекспира, Шелли и Байрона. Запрещенного Гейне. Какое значение имели теперь запреты? Она была уверена, что они с мальчиком все равно погибнут. Так пусть он хотя бы получит удовольствие. То, что недоступно его сверстникам в свободной Германии — стихи Гейне!

Аарон целые дни пропадал в больнице. Возвращался измученный и молчаливый. У него совсем не было лекарств. Люди умирали десятками. Он ничем не мог облегчить их страдания! Он, врач! А возвращаясь — он видел страдания своей семьи.

Эстер работала на каком-то заводе и потому могла выходить за пределы территории гетто. Несмотря на то, что колонну евреев на завод и обратно препровождали охранники с собаками, Эстер умудрялась «вести коммерцию» и как-то где-то добывать кое-какие продукты.

Мордехай дни и ночи просиживал с другими пожилыми религиозными мужчинами у раввина. Они молились или вели нескончаемые разговоры о воле Божьей и о том, как следует ее принимать праведному иудею.

Голда крутилась по хозяйству… Хотя хозяйства-то никакого у нее не было! Но она помогала приготовить приносимые Эстер продукты, чтобы сделать их если не вкусными, то хотя бы съедобными. А в свободное время навещала знакомых, ухаживала за больными, за осиротевшими детьми. Проводить дни в бездеятельности она не могла. От отчаяния ее спасала только работа.

А Лизе-Лотта лежала в постели, прижимая к себе Михеля. С каждым днем у нее оставалось все меньше сил. И ей все больше хотелось умереть. Заснуть — и не проснуться. Надо сказать, спала она все больше… И даже часы бодрствования проводила в какой-то полудреме.

Возможно, она действительно умерла бы через несколько недель, если бы в один из вечеров Аарон не вернулся домой раньше обычного… Сразу после возвращения Эстер. Родителей еще не было: Голда ушла посидеть со своей умирающей от чахотки подругой, Мордехай молился.

Аарон выглядел возбужденным. В первый миг Лизе-Лотта даже приняла это возбуждение за веселость… Обычно он был бледен, глаза — тусклые, движения замедленные. Сейчас глаза его горели, на щеках выступили розовые пятна. Он заметался по комнате, бессмысленно перекладывая вещи с места на место. Лизе-Лотта следила за ним с тупым недоумением, прижимая к себе спящего Михеля. А Эстер, кажется, сразу поняла… И задала только один вопрос, показавшийся бессмысленным Лизе-Лотте — но сразу понятый Аароном:

— Что?!!

— Подписан приказ о ликвидации гетто.

Он сказал это так просто, что Лизе-Лотта не сразу поняла страшный смысл его слов.

И сразу перестал метаться.

Сел к столу.

Эстер подошла и села рядом.

— Когда? — спросила Эстер.

— Послезавтра.

— Сведения верные?

— Вернее некуда. Вот, я принес… Для папы с мамой. А нам не хватит, Аарон показал два крохотных флакончика с бурым порошком.

Эстер судорожно сглотнула.

— Я не хочу, чтобы они пережили и ЭТО в свой последний час, — твердо сказал Аарон. — Я представляю, как все будет происходить, Эстер. А так — они заснут и не проснутся. Надо будет разбавить в теплой воде…

— Аарон, это грех.

— Тебе ли говорить о грехе? — усмехнулся Аарон. — И потом, убить кого-то — меньший грех, чем убить себя. Мы с тобой возьмем этот грех на себя. Или — я один… Папа и мама ничего не должны знать. Особенно папа. Пусть просто примут, как лекарство.

— Но, может быть, нам удастся как-то…

— Нет. Они убьют всех стариков, детей и больных. Тех, кто молод и еще может работать, отправят в лагерь. Но это — хуже смерти, Эстер! Если бы хватило для всех нас — я бы принес для всех…

Эстер расширившимися от ужаса глазами посмотрела на спящего Михеля.

Лизе-Лотта ждала, что Эстер закатит истерику — с визгом, рыданиями, топаньем ногами и швырянием всевозможных предметов… Как правило, небьющихся — несмотря на вспыльчивый характер, Эстер была экономна! Она обычно именно шумной истерикой реагировала на жизненные потрясения.

Но сейчас Эстер оставалась внешне спокойна.

— Дадим маме и Михелю, — сказала Эстер. — Папа все-таки мужчина… Он с его верой сумеет все принять так, как следует. Со смирением. Он не испугается. Особенно — если мамы уже не будет. Вряд ли ведь они сочтут Михеля достаточно крепким, чтобы работать в лагере. Не хочу, чтобы он видел, как будут убивать…

Аарон взял сестру за руки.