Кирилл Алексеев - Пожиратель мух

Виктор покачал головой, которая налилась горячей пульсирующей кровью и была готова лопнуть от боли, как перезревший арбуз.

– Вот блин… Я тоже не видел. Как чертик из табакерки… Ну ладно, сдай чуток назад. Только аккуратно. Не хватало еще раз по нему прокатиться. Сможешь осторожненько?

Виктор глянул в зеркало, включил заднюю передачу и медленно тронулся назад. Он уже взял себя в руки. Когда у тебя в голове психованный гном, вооружившись отбойным молотком, пытается продолбить череп, чтобы выбраться наружу, эмоции притупляются сами собой. По-настоящему волнует одно – когда же, наконец, утихнет боль. Хотя в глубине души Виктор был уверен, что ему не раз приснится, как человек взмахивает руками и с тяжелым стуком перелетает через капот. Будто какая-то гигантская сюрреалистическая птица.

Через несколько секунд Виктор увидел незнакомца. Тот стоял на одном колене, придерживаясь рукой за землю.

Виктор с облегчением вздохнул. Ему даже показалось, что голове стало немного легче.

– Вон он. Слава богу, вроде цел.

Андрей развернул бейсболку козырьком вперед, проверил ребром ладони, ровно ли она сидит, словно это была не кепка, а капитанская фуражка, и подмигнул Виктору:

– Ну что, командир, можешь звездочку на борту рисовать.

Виктор криво усмехнулся.

– Андрюша, перестань! Тебе бы все шуточки шутить, – Катя, стройная брюнетка с короткой мальчишеской стрижкой и строгим, но миловидным личиком, хлопнула мужа по плечу. – Что тут веселого? Теперь, наверное, в больницу придется его везти. А я, между прочим, устала.

– Устала? Тю… Хочешь Витек тебя загипнотизирует? Внушит, что ты бодра и весела… Он может. Он с Серегой такие шутки шутил, что любо-дорого.

– Витя, это правда? Ты гипнотизировать умеешь?

Виктор кивнул, внимательно глядя в зеркало. К гипнозу он серьезно не относился, считая это ребяческой забавой, и никогда не применял его в работе. Но иногда они дурачились с Сергеем. Тому было интересно попробовать себя в роли подопытного кролика. Типа, писатель все должен испытать на себе, бла-бла-бла. Сергей, как это говорится, был очень внушаем. Подарок для любого гипнотизера. Никаких проблем, несколько слов, и он уже в полной отключке, рассказывает о том, как описался в детском саду прямо за столом во время обеда, или цитирует слово в слово какой-нибудь рассказ Хемингуэя. Глупости, конечно, но иногда бывало забавно.

– Умеет, умеет… Приедем, он тебя усыпит и заставить рассказать, сколько раз ты мне изменяла, – Андрей хохотнул. – Хотя… Нет, незачем такие штуки афишировать, да, милая моя?

Виктор затормозил в двух шагах от незнакомца, которому удалось-таки подняться на ноги. Теперь он стоял, слегка пошатываясь. То, что Виктор поначалу принял за балахон, оказалось светло-серым дождевиком. Изрядно замызганным. Дождевик был похож на обычную армейскую плащ-накидку, только с рукавами, и висел на высоченном, под два метра, но худом незнакомце, как на вешалке. Островерхий, низко опущенный капюшон полностью скрывал лицо мужчины.

В машине вдруг стало совсем тихо. Все, казалось, перестали даже дышать. Было слышно, как работает на холостых оборотах двигатель, как мелкие капли дождя стучат по крыше и с мягким «так-так» бегают по стеклу «дворники».

Мужчина стоял, сунув руки в карманы и, как показалось Виктору, исподлобья смотрел на машину, хотя в таком капюшоне он вряд ли разглядел бы и носки собственных сапог. Но Виктор не мог избавиться от ощущения, что незнакомец буквально сверлит его взглядом.

Нужно было выйти из машины, подойти, поинтересоваться, как он себя чувствует, предложить отвезти в больницу… Да просто извиниться, наконец, хотя в подобной ситуации «извините» прозвучало бы глуповато. «Мы тут тебя чуть не укокошили, но не со зла, так что уж не обессудь, приятель». Глупее не придумаешь. И все-таки, все-таки… Все это нужно было сделать. Но эта фигура с лицом, скрытым капюшоном вызывала…

Страх? Нет, Виктор был уверен, что это не страх… Тревога? Пожалуй, да. Тревога. Необъяснимая, иррациональная. Глупая и совершенно неуместная, как анекдот на поминках. Но ясно различимая. Она была сродни тому давно забытому чувству, которое охватывало, когда родители уходили куда-нибудь вечером, оставляя его, шестилетнего пацана, дома. В ту минуту, когда он получал прощальные поцелуи, наказ не подходить к телефону и инструкции по обращению с плитой, а потом закрывал дверь, страха как такового не было, он приходил позже. Но с самого начала было тягостное ожидание этого страха. Тоскливая уверенность в том, что он обязательно появится с первым шорохом под кроватью, с первой причудливо отброшенной огромным маминым фикусом тенью на полу комнаты.