Кирилл Алексеев - Пожиратель мух

– Возвращайся, – шепнула она. – Просто возвращайся.

Боясь, что сейчас расплачется, Виктор легонько оттолкнул ее, и, не говоря ни слова, зашагал по дороге, ведущей к базе.

Он шел, стараясь не думать ни о чем. Просто переставлял ноги, предоставив телу самому выбирать дорогу. И оно уверенно двигалось прямиком к поляне с черной землей, будто помнило все лесные тропинки, по которым прошло лишь однажды двадцать лет назад. Но Виктор знал, что ведет его не память, а зов. Он не противился ему. Сейчас его цель и цель той твари, которая звала его к себе, совпадали. Встреча должна была состояться. И для кого-то из них она будет последней. Во всяком случае, он на это отчаянно надеялся.

С каждым шагом зов становился все сильнее. А вместе с ним рос и ужас. Виктор снова был тем тринадцатилетним пацаном, который в жаркий летний день неожиданно для себя столкнулся с неведомым. Тогда он сумел остаться в живых. Но сейчас… Чем ближе он подходил к старому кладбищу, тем меньше у него оставалось веры в счастливый исход дела. Да, та дрянь в голове за эти годы выросла и, соответственно, выросла его возможность сопротивляться притяжению черной земли. Но и сила той, которая была похоронена на маленькой лесной полянке, возросла многократно. Когда-то слабый, едва различимый шепот, усилился до глухого рева, от которого раскалывалась голова, а сердце грозило разорваться в клочья. При каждом шаге желудок болезненно сжимался, и мышцы наливались расплавленным свинцом.

Когда Виктор вышел из леса на старое кладбище, из носа хлынула кровь. Не какие-нибудь жалкие несколько капель, а настоящий поток. Кости ломило так, что казалось, будто его выворачивают наизнанку. С огромным трудом он удерживал в руке лопатку, ставшую вдруг неимоверно тяжелой. Она так и норовила выскользнуть из ослабевших пальцев. Пришлось остановиться и сунуть ее за ремень джинсов. На это простое действие ушло добрых пять минут, в течение которых Виктор трижды был вынужден отхаркивать кровь, которая теперь шла и горлом.

Он уже был почти уверен, что совершил ошибку. Господи, он сам распинался Кате о непобедимости того зла, которое приходит в мир из другой реальности. Такие умные слова, такие смелые рассуждения… Но почему же он сам не прислушался к ним. Почему решил, что в состоянии изменить положение вещей. А еще точнее – сделать заведомо невозможное? Что это? Глупость? Самонадеянность? Или завуалированное самоубийство? Скорее всего, решил он, и то, и другое, и третье. Но раскаиваться поздно. Даже если он захочет, обратной дороги нет. Она попросту не отпустит его. Остается одно – идти вперед и постараться сделать то, что задумал, раньше, чем она прикончит его. И он брел, шатаясь, спотыкаясь в темноте о торчащие из земли корни деревьев, падая и снова поднимаясь. Брел, тупо переставляя ноги, сплевывая кровавые сгустки и изо всех сил стараясь не потерять сознание, потому что это было равносильно смерти.

Остаток пути до поляны он проделал на четвереньках, ноги не держали. Несколько раз его вырвало кровью, приходилось по несколько минут отлеживаться, чтобы восстановить дыхание и справиться с болью, которая разрывала тело на куски.

Но стоило увидеть просвет среди деревьев, предчувствие близкой развязки придало ему сил. Опираясь о ствол дерева, он сумел подняться на ноги и сделал несколько неуверенных шагов к границе черной земли, светящейся в темноте мягким голубоватым светом. Немного постоял, держась за дерево и пытаясь унять очередной приступ тошноты. Перед глазами все плыло, но он сумел разглядеть в центре поляны почти сравнявшийся с землей холмик.

– Ну, здравствуй, – прохрипел Виктор. – Подожди немного. Я уже иду.

При каждом слове с губ срывались кровавые брызги, но он не обращал на это внимания. Развязка была близка. И он вдруг понял, что остановить его эта тварь не сможет. Убить – да, но только после того, как он сделает свое дело.

Он вытащил из-за пояса лопатку и сделал шаг вперед, ступив на черную лоснящуюся землю. Земля с чавканьем расступилась, и нога ушла в нее по щиколотку. Но на Виктора это не произвело никакого впечатления. Он не видел ничего, кроме холмика, от которого расходились идеально ровные круги волн. При следующем шаге он провалился почти по колено. С неимоверным трудом ему удалось вырвать ногу из этой трясины и сделать еще шаг.

Когда до холмика оставалось не больше трех метров, Виктор заметил небольшой камень, размером с человеческую голову. Присмотревшись, он понял, что это и есть голова. Грязные спутанные волосы обрамляли искаженное ужасом лицо. Рот был распахнут в безмолвном крике. Выпученные остекленевшие глаза уставились в упор на Виктора, будто заклиная его не ходить дальше. Несмотря на то, что предсмертные мучения почти до неузнаваемости изменили лицо, Виктор понял, что видит голову Вики. Но эта мысль, которая в другой момент повергла бы его в шок, сейчас скользнула по самому краю сознания и исчезла, не оставив после себя никакого следа – ни сожаления, ни сострадания. Потом, отрешенно подумал он, потом, возможно, они вернутся, и ощущение потери заставит сжиматься его сердце. Но не теперь. Единственное чувство, которое он мог сейчас себе позволить – ненависть, но даже она была чахлой и невразумительной, как ноющая зубная боль.