Татьяна Умнова: Вампиры замка Карди

Герр Зиглер запачкал свой синий костюм. Но он заранее знал, что непременно испачкается. Ничего, прикроет пятна пальто. На него никто не подумает. Не должны. Дело ведь такое странное… Убийца наглый и неуловимый… А Дитель, кстати, соответствует его излюбленному типу жертвы: молодой здоровый мужчина. Правда, не военный, да и обескровлен он не будет, этого герру Зиглеру уж никак не сделать. Но это уж пусть в Гестапо ломают головы. Герр Зиглер все равно приготовил дело для отправки к ним.

Правда, отчет Дителя по последнему трупу он уничтожил.

Он скажет, что бедняга Крон просто не успел написать свой последний отчет.

Герр Зиглер оставил ланцет на полу рядом с телом. Снял перчатки, вывернул из наизнанку и спрятал в тот же карман, где лежала гаррота. Из другого кармана достал носовой платок, протер лицо — вдруг, на него попали капли крови? — потом протер ботинки, на них кровь была. Надел и застегнул пальто. Надел шляпу. Взял портфель. Отпер дверь, погасил свет, запирать за собой не стал, — ключ проще всего достать тем, кто работает в том же здании, а наводить на эту мысль нельзя. И потом, Крона в любом случае скоро найдут. Очень скоро. Ведь в морг новых покойников привозят круглосуточно, да и следующая смена вот-вот заступит.

Остается только надеяться, что герра Зиглера не заподозрят. Не должны. Но если случится… Что ж, он готов. Он все равно умрет прежде, чем они его арестуют. Это его долг — убить себя, если появится угроза разоблачения.

Герр Зиглер вежливо попрощался с дежурным на этаже.

— Крон там что, в две смены сегодня работать решил? — спросил дежурный.

— Он заканчивает с утопленником. Неприятная процедура… Я надеялся, что он закончил отчет по моему делу, но придется подождать до завтра.

— Паршивое дело, да? — сочувственно поморщился дежурный.

— Да, более чем, — кивнул герр Зиглер и принялся подниматься по лестнице.

Магда проснулась, когда Конрад резко вздрогнул во сне. Она, как всегда, прижималась к нему, льнула всем своим существом, бессознательно следовала каждому его сонному движению, лишь бы сохранять близость к любимому телу — такую редкую, такую желанную… И сейчас Магда приподнялась на локте и привычным жестом принялась гладить его по лбу, по коротким волосам, — осторожно, нежно, чтобы не разбудить резко, чтобы не испугать еще сильнее, но успокоить и прогнать его кошмары. Конрад часто дрожал и вскрикивал во сне. Столь мало эмоциональный во время бодрствования, такой сильный, всегда настороженный, даже агрессивный, во сне он становился беззащитен, и даже лицо его принимало по-детски обиженное выражение. Впрочем, если ему случалось проснуться от ее осторожных прикосновений, он мгновенно возвращался к своему обычному настрою, лицо его каменело, и он никогда не рассказывал Магде, что за ужасы терзали его во сне. А она хотела бы знать. Она хотела бы знать о нем все. Тем более — нечто столь важное, как постоянный кошмар, возвращающийся к нему едва ли не каждую ночь. Это знание могло стать ключом к «дневному» Конраду, могло помочь Магде лучше понять характер и желания любимого. И, возможно, помочь ему.

Как же она хотела ему помочь! Если бы Магда могла ворваться в его кошмар и дать отпор тем, кто его там, во сне, мучил! Она бы зубами и ногтями разорвала любое чудовище, она бы своей ненавистью сожгла любого монстра, который покусился бы на Конрада. Ведь ее ненависть к врагам Конрада была равна ее любви к этому юноше.

Сейчас ей удалось успокоить его. Складка на лбу Конрада расслабилась, горькие складочки в углах рта смягчились, он еще раз тихонько простонал, потом судорожно вздохнул, пробормотал что-то и задышал спокойно, ровно.

Магде показалось, что он произнес слово «мама».

Она поморщилась. Бедный мальчик… Его мать умерла, когда ему было девять. И он до сих пор звал ее во сне.

Магда села на постели. Спать ей больше не хотелось. Как всегда после пробуждения, ей хотелось ласк, близости, но Конрад вряд ли будет в восторге, если она разбудит его и попытается соблазнить. Поэтому Магда просто тихо сидела, любуясь спящим Конрадом.

Теперь он лежал на спине, закрыв лицо сгибом локтя. Великолепное тело. Роскошная мускулатура. Настолько рельефная, что по этому телу вполне можно было бы изучать строение мышц на уроке анатомии. Хотя, если обнаженный Конрад войдет в аудиторию, большинство студенточек — а с началом войны на медицинский факультет поступало все больше женщин — просто рассудок потеряют от восторга и разом забудут всю свою науку. Создала же природа такое чудо! Но еще большее чудо — то, что они с Магдой встретились. В этом огромном мире, среди тысяч, миллионов людей они могли и заблудиться. Разминуться. Два человека, так идеально созданные друг для друга, сильные и страстные, они могли бы никогда не увидеть друг друга, никогда не познать главного чуда в жизни: того, как упоительно слияние их тел! Жаль, Магде так и не удалось добиться от Конрада ответа на вопрос: было ли у него когда-нибудь с другой женщиной — так же, как с ней, с Магдой? Почему-то он не любил говорить на эту тему. Впрочем, он вообще не любил говорить. Но в глубине души Магда знала: нет, не было. Не могло быть у него с другой — так. Потому что тогда то, что происходит между ними, уже нельзя назвать чудом. Но ведь это — чудо! Самое настоящее чудо! Она знает наверняка. Магде захотелось обнять Конрада, прижаться к нему, ощутить всей своей кожей — жар его тела, покрыть его, спящего, поцелуями. И пробудить — для новой страсти. Очень хотелось. Но она решила подождать. Пусть поспит еще немного. Она и так замучила его вчера.