Б. Липов - Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны

Прямая трансляция церемонии бракосочетания прошла без сучка и задоринки.

Шарашкина отрепетировано произвела регистрацию молодоженов и даже Баламутрия, чувствовавшая себя на первых порах несколько скованно, поддалась общему настроению праздника и, забывшись, совершенно искренне, назвала своего партнера Яшенькой.

А подошедшие после регистрации родственники: бабулька и отец Баламутрии и вовсе не заметили подмены. Больше того, бабулька покачала головой и любовно оглядывая беса, проговорила:

— Ишь, какой ты у меня прыткий, внучок! Не успел объявиться, а уже щеголь-щеголем: и переоделся и лоск навел… Давай, ужо, расцелую вас и прокляну за остатных родственников. Мамка-то совсем загордилась с этим восьмым кругом. Вот ведь беда — сын женится, а родители не могут работу оставить, совсем осупостатились. Ты им хучь сообщал?

Владимир Иванович впервые услышал о том, что у его двойника есть родители. Яков постоянно вспоминал одну бабульку, а про отца с матерью замалчивал.

— Сообщал, — односложно ответил бес-Ахенэев, но в подробности вдаваться не решился.

Ведущий богемской группы, возложив на себя обязанности тамады, вооружился микрофоном и обходил наиболее знаменитых гостей. Следом ползли телекамеры, давая крупным планом то одного, то другого поздравляющего.

А на балюстраде, декорированной под хоры, в это время шла подготовка к кульминационной сцене. Собрав певчих, поп-расстрига, размахивая здоровенным кулачищем перед носом каждого из них, давал последние наставления.

К новобрачным подошел закончивший телепоздравления Сатана.

— Ну что, писатель, финита ля комедия? Или еще погостишь? Посмотри, как твоя любимая переживает.

Ахенэев взглянул на стоящую в сторонке и всхлипывающую украдкой Эльвирочку, на общее веселье и, чтобы раз и навсегда снять камень с сердца, грустно, но вместе с тем окончательно произнес:

— Благодарю за честь, Властелин! Но, оставшись в аду, я отодвину часы земного счастья. Буду жить ожиданием Эльвирочки и работать над книгой. — Он затянулся сигаретой. В последнее время Владимира Ивановича все чаще тянуло курить.

— Значит веришь мне, писатель?

— Верю!

— Хорошо, — Повелитель ада тоже задымил трубкой, прищурился. — Мало осталось смертных, кто мне верит. Подравняли нечисть под одну гребенку. А все по его вине, — Сатана кивнул на Бессмертного, приплясывающего вокруг Далдубовского. — Мало того, что родословная загажена, бог знает, кого расселил по земным хлябям да твердям. Да и на прежнем посту столько наворочал, что эхом в церквях наверху до сих пор отдается… Ведь недаром говорят: не верь лукавым. Это о них… А ты мне доверил свое счастье. Ценю!

— Властелин! По мужски, так по мужски. Долгие проводы — лишние слезы. Переправь на Землю так, чтобы Эльвирочка не знала.

— И это одобряю. К слову: вернешься к себе, захочется вновь свидеться — выпей стакан-другой водки. Буду рад гостю. Одно плохо: обратно через реанимацию возвращаться придется… — Сатана замолчал и кивнул в сторону появившегося Тьмовского. Эдик стоял у лифта и, радостно улыбаясь, призывно махал Владимиру Ивановичу лапой.

— Ну, иди, — разрешил Повелитель. — Раз улыбается, значит разрядил Яшку. Нет, постой! На Землю отправишься сразу после проклятия новобрачных. Будь готов.

Владимир Иванович пригубил щупальце Баламутрии, раскланялся с Сатаной и, пригласив Эльвирочку следовать с ним, заторопился к Эдику.

…Лифт остановился и трое Яшиных друзей прошли в театральную уборную, по которой, пробуя походку, кособоко прошмыгивался обезвреженный Загробштейн. Каждый шаг, видимо по инерции, сопровождался выбрасыванием лап в стороны.

— Ну как, босс? Торжественная часть закончилась?

— В основном. Проклятие на твою с Баламутрией головы осталось.

— М-да, тогда отчаливаю к невесте, — Яков проковылял к вешалке, но покачнулся и, не удержав равновесия, растянулся на полу. — Вот видишь, вестибулярный аппарат пошаливает. Это после Эдикова хирургического вмешательства. А знаешь, чем он меня кромсал? — И бес указал на «скальпель».

На гримерном столике, голубея непротертым лезвием, возлежал турецкий ятаган.

— Брось придуриваться! — Обозлился на него Эдик. — Через пяток-другой минут заживет, как на собаке! Разминайся, да вали к разлюбезной. А мне еще Владимира Ивановича в божеский вид приводить надо…

Тьмовский достал «метлу» и привычно, чуть ли не наугад, защелкал кнопками. Ахенэев, как и при первом опробовании аппарата ощутил легкое головокружение и покалывание во всем теле. Он, скорее машинально, потянулся к голове и с успокоением нащупал вместо рогов густую, пышную шевелюру.