Поль Андреота - Очищение огнем (тематическая антология)

— У меня есть для тебя другая работа, — устало сказал Берни. — Будь любезен, послушай меня пять минут.

Я опять откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и с видом человека, который мужественно сражался и знает, что теперь его совесть чиста.

Последнее увлечение Берни было самой несуразной идеей, которая когда-либо зарождалась в его голове. Чем больше он говорил, тем больше убеждал самого себя в том, что во французской деревне возрождается искусство, чародейства.

— Может, наступает новый золотой век крестьянской магии, старина!

Он провел блестящее сравнение между черными африканцами, перенимающими нашу культуру, и нами, осваивающими культуру Африки. Один из тех великих исторических обменов, последствия которого невозможно оценить, пока не пройдут годы. Он шел дальше — он всегда шел дальше!

— В конце концов, разве электричество и телевидение — в своем роде не колдовство? Ты можешь объяснить мне, старина, почему свет зажигается, когда я нажимаю на выключатель? Все это таинственно, и, может быть, какой-нибудь деревенщина знает побольше, чем нобелевский лауреат, — он привел несколько примеров. Он всегда приводил несколько примеров. Истории о том, как у свиноматок рождаются мертвые поросята, как у коров скисает молоко и как дети падают в силосную яму в полнолуние.

— Приворотное зелье, суккубы. Каббала — люди говорят об этих вещах все чаще и чаще… Я хочу, чтобы ты добрался до истины! И еще одно, Серж, — он стоял и тыкал меня пальцем в грудь. — Надо ли мне говорить это? С твоей культурой и так далее — в общем, ты тот парень, который нам нужен.

Он всегда завершал свои блистательные тирады подобной грубой лестью.

В восемь часов я встретился с Ким в баре «Санжен». С пяти до девяти часов там можно застать половину всех журналистов Парижа. Их усталые серые фигуры внезапно появляются в дверях и так же внезапно исчезают, их движения столь же призрачны, как график их работы. В их глазах всегда есть какой-то мечтательный блеск — слабая надежда вырваться из безотрадного круга. И еще туда приходят фотографы, неизменно бодрые и жизнерадостные: им достаточно нажать на кнопку, чтобы запечатлеть реальность, которая почти всегда ускользает от нас, жалких бумагомарателей. Я не столь рьяно стремился вернуться к семейному кругу, просто Ким работала в том же здании. Она была редактором журнала мод в Бюро Женской Моды так называлось французское отделение американского объединения производителей готовой одежды, — и поскольку у нас был только один автомобиль, я встречал ее почти каждый день.

Мне нравилось приходить сюда первым. Это была одна из светлых минут моего дня. Я любил ждать Ким — так в театре ждешь, когда поднимется занавес. Я видел, как она появляется из темноты через боковую дверь, которая вела в вестибюль здания. Слегка наклонившись вперед, она оглядывала зал мягким близоруким взглядом, пока не замечала меня — тогда все вдруг преображалось, словно в полутьме вспыхивал чудесный огонек.

— Знаешь что? — начала она в тот вечер, усевшись и взявшись за локон своих длинных черных волос. — Я решила все это состричь.

Я проигнорировал проблему ее волос, которую мы обсуждали целыми вечерами, — очаровательная двадцатисемилетняя издательница модного журнала, которой просто необходимо следовать последним причудам моды, и по уши влюбленный в нее консервативный тридцатишестилетний супруг, который не хотел ничего менять в том хрупком чуде, каким была наша совместная жизнь, опасаясь, как бы малейшее изменение не повлекло за собой полный крах, как бы неведомые злые силы не покарали нас за непочтение к естественному порядку («Суеверие в век межпланетных полетов, старина!»)…

— А знаешь ли ты, — сказал я, — что завтра ни свет ни заря я отправлюсь в одну деревню в Пиренеях?

— Какая-то история?

— Да. Мистический триллер в версии Берни. Когда я поведал ей редакторский сюжет, она сказала, что это фантастика, но тем не менее восприняла все с энтузиазмом. О, этот энтузиазм! Впервые я встретил Ким в Антибе среди крепостных стен, ее приводили в восторг вещи, которые надоели мне до смерти: такие, как слушание пластинок, выпивки в кафе, работа, безделье, разглядывание людей и деревьев. В течение трех месяцев я находил ее несносной. Словно у меня в руках были тысячи мельчайших разноцветных кусочков стекла. Потом однажды ночью (тогда я упорно следовал за новейшими открытиями борьбы с раком, которые были главной темой осенней кампании), теплой бессонной ночью кусочки в головоломке сошлись, и я понял, что они все принадлежат мне. Мы женаты уже четыре года, и все идет наилучшим образом. Просто удивительно хорошо.