Мария Корелли - Вампир — граф Дракула

— Они для вас, милая барышня, — сказал фон Гельсинг Луси.

— Для меня, доктор?

— Да, дорогая, только не для забавы, а в виде лекарства.

Она сделала недовольную гримасу.

— Вы воображаете, — продолжал профессор, — что я буду поить вас настойкой из этих цветов? Нет, я украшу ими ваше окно и сплету венок, который вы будете носить на шее. Эти цветы обладают лечебными свойствами.

Пока он говорил, Луси рассматривала и нюхала цветы. Внезапно отбросив их, она воскликнула с отвращением:

— Профессор, вы смеетесь! Эти цветы пахнут, как самый обыкновенный чеснок!

К моему удивлению, фон Гельсинг рассердился. Сдвинув брови, он закричал:

— Не смейте так говорить! Я делаю это не ради собственного каприза! Предупреждаю вас: если не для себя, то ради других вы должны слепо исполнять все мои приказания!

Заметив на лице Луси испуг, фон Гельсинг, придвинувшись к ней, ласково прибавил:

— Мисс Луси, я действую для вашего же блага. Эти цветы принесут вам громадную пользу, поверьте! Нет, не расспрашивайте меня! Джон, помогите мне развесить их!

Действия профессора поразили меня. Закрыв окно, он рассыпал цветы по подоконнику, заткнул ими все щели, как бы желая, чтобы воздух, проникающий со двора, пропитывался их запахом. Потом то же самое проделал у двери и камина. Это выглядело до такой степени странно, что я не выдержал и сказал:

— У вас, видимо, есть какая-то идея, профессор, но сознаюсь, я не понимаю ее. Можно подумать, что вы изгоняете злого духа.

— Может быть, я это и делаю, — проворчал фон Гельсинг, принимаясь за венок.

Сплетя нечто вроде гирлянды, он обмотал ею шею Луси со словами:

— Пожалуйста, оставьте венок на всю ночь, и даже если в комнате станет душно, не открывайте ни окно, ни дверь.

— Обещаю вам это, — сказала Луси, — благодарю вас за заботу. Чем я могла заслужить таких преданных друзей?

Мы уехали вместе, фон Гельсинг и я. Профессор казался очень довольным.

— Сегодня можно спать спокойно — объявил он, — и, сказать по правде, я сам нуждаюсь в этом, так как очень устал. Завтра утром мы навестим нашу милую больную. Увидите, ей будет гораздо лучше благодаря мерам, предпринятым мной против злого духа.

Профессор казался таким уверенным, что я не посмел поделиться с ним своими страхами. Я вспомнил горький опыт позапрошлой ночи, и невольная тоска овладела мной.

12 сентября. Застал Луси почти здоровой; она спала великолепно. Профессор прав — цветы обладают какими-то лечебными свойствами.

17 сентября. Четыре дня или четыре ночи полного спокойствия. Кажется, что я очнулась от какого-то кошмара. Помню что-то неясное, страшное, как будто жизнь медленно покидала тело. Были промежутки полного беспамятства. Но с тех пор, как фон Гельсинг приехал, все эти ужасы исчезли: и непонятный шум, пугавший меня, и стук в окно, и отдаленные неясные голоса, и резкие звуки, и, наконец, непонятная таинственная сила, которая влекла меня куда-то… Теперь я не боюсь заснуть… Я совсем привыкла к запаху странных цветов; каждый день я получаю новый их запас из Гарлама.

Сегодня вечером фон Гельсинг уезжает, его присутствие необходимо в Амстердаме, но я уже здорова, мне не нужен доктор. Я так рада!

«Около двенадцати часов ночи 17 сентября неожиданно для всех старый волк сбежал из зоопарка. Никто не может объяснить, как это случилось.

Услышав шум в вольере хищников, сторож побежал туда, но обнаружил только пустую клетку. Волка и след простыл! На мои расспросы сторож сказал, что днем посетителей было совсем мало, лишь один худой мужчина с седой бородой и красными, налитыми кровью глазами долго стоял перед клеткой и даже просунул руку через решетку, чтобы погладить самого старого и злого волка. Казалось, он вовсе не боялся его. Этот самый волк и исчез…

Самое страшное, что пока я разговаривал со сторожем, послышался какой-то шум. Мы оба выбежали, чтобы узнать, в чем дело. У ворот зоопарка пропавший волк старался сломать решетку! Честно говоря, я струсил, но сторож не растерялся. Он быстро отворил калитку, и волк вбежал в зоопарк, не обратив на нас никакого внимания…»

17 сентября. Я у себя в кабинете приводил в порядок книги, когда дверь распахнулась и на пороге появился Ренфильд с искаженным от ярости лицом. В руке он сжимал нож. Ренфильд действовал быстро и решительно, и не успел я опомниться, как он взмахнул ножом и ранил меня в руку. Не дав Ренфильду времени ударить вторично, я так сильно толкнул его, что он упал. Кровь хлестала из раны, и я, сорвав галстук, попытался перетянуть руку.