Решив дождаться возвращения графа, я присел у окна. Луна уже взошла. Какие-то пылинки, искрясь в лунном свете, мелькали в воздухе, то собираясь в облако, то рассеиваясь. Я следил за ними довольно долго, и постепенно приятное ощущение спокойствия овладело мной. Я прислонился к подоконнику и начал засыпать, как вдруг где-то очень далеко протяжно и тоскливо завыла собака. Вой становился все громче, движение пылинок, танцующих в лунном свете, непередаваемым образом изменилось… Я пытался очнуться, душа старалась вырваться из-под какого-то ужасного гнета… Пылинки двигались быстрее и быстрее; лунные лучи, казалось, дрожали, скользя мимо меня и пропадая во мраке… Но вот они стали превращаться в какие-то фантастические тени… Я внезапно пришел в себя и с отчаянным криком бросился в свою комнату, узнав в таинственных тенях трех страшных женщин, которым был обещан…
Час или два спустя в комнате графа раздался шорох, потом слабый приглушенный крик, и снова наступила тишина, таинственная, зловещая. С гулко бьющимся сердцем я подошел к двери, намереваясь открыть ее, но она оказалась запертой. Опустившись на стул, я горько, беспомощно заплакал.
Внезапно во дворе раздался отчаянный душераздирающий вопль. Я кинулся к окну, поспешно открыл его и выглянул. Внизу, прижимаясь к воротам, стояла женщина с всклокоченными волосами и держала руку на сердце, как будто слишком быстро бежала. Увидев мое лицо в окне, она закричала:
— Изверг, верни мне моего ребенка!
Бросившись на колени и подняв руки, несчастная снова и снова умоляла отдать ее ребенка, рвала на себе волосы и рыдала.
Где-то надо мной, должно быть с башни, раздался пронзительный свист. Будто в ответ на него со всех сторон завыли волки. Через несколько минут стая хищников вбежала во двор через ворота. Крика женщины я не расслышал, а вой и рычание волков продолжалось не долго. Спустя некоторое время они удалились, жадно облизываясь… Я не жалел несчастную, так как знал судьбу ее ребенка. Смерть была для нее избавлением.
Но что мне делать? Как спастись от мрачного ужаса, который окружает меня?
25 июня, утро. Только человек, исстрадавшийся ночью, может понять, как дорог иногда бывает дневной свет. Когда солнце взошло, озарив мрачный двор, мне показалось, что это голубь из ковчега прислан мне в утешение. Страх исчез, как туманная пелена в солнечном сиянии. Я должен действовать, чтобы спастись.
Итак, вчера ночью одно из моих писем было отправлено; одно из тех, благодаря которым даже следы моего существования будут стерты с лица земли. Но лучше об этом не думать!
До сих пор все ужасы случались со мной ночью. Я ни разу не видел графа днем. Может быть, он спит, когда обыкновенные люди бодрствуют? Если бы мне только удалось проникнуть в его комнаты! Но двери туда всегда заперты.
Один способ, однако, есть, если только у меня хватит смелости воспользоваться им. Там, где мог пролезть Дракула, почему бы и мне не попытаться? Отчего бы не попробовать тем же способом войти в его окно? Риск страшный, но разве мое положение не менее страшно? Рискну! Ведь другого выхода нет! Да поможет мне Бог! Прощай, Минна! Я иду на смерть. Прощайте, мой старый друг, второй мой отец, прощайте все!
Позже. Я испробовал отчаянный способ, но с Божьей помощью вернулся невредимым в свою комнату. Не дав себе времени для колебаний, я подошел к окну на южной стороне замка и, не задумываясь, переступил через подоконник на узкий каменный выступ в виде карниза, выложенный по периметру замка. Камни были большие, неотесанные, от времени цемент между ними почти весь выкрошился. Сняв сапоги, я начал спускаться, избегая смотреть вниз.
Осторожно, цепляясь руками за неровности каменной стены, я медленно продвигался в ту сторону, где находилось окно комнаты графа. Голова не кружилась, должно быть, я был слишком возбужден. Но время, за которое я достиг окна, показалось мне вечностью.
Я открыл раму и, перекинув ноги через подоконник, скользнул в комнату. Сердце отчаянно билось. К счастью, графа в комнате не было.
Я огляделся. Мебель была похожа на ту, которую я видел в южном крыле замка, и также покрыта толстым слоем пыли. Я стал искать ключ от входной двери, но тщетно. Зато в углу я обнаружил кучу золотых монет — английских, итальянских, австрийских, даже греческих и турецких, тоже покрытых пылью, как будто они лежали уже не одно столетие. Все они были старинные. Здесь же валялись какие-то серебряные цепи.
Читать дальше