Роберт Говард - Соломон Кейн. Клинок судьбы

Окруженный стражей, Соломон покинул свою комнату, и его повели по широким извилистым галереям, тянувшимся внутри громадного здания. Поднимаясь с этажа на этаж, они добрались до комнаты, весьма похожей на ту, в которой Кейна держали вначале, и сходным образом обставленной. Здесь кандалы Кейна прицепили к кольцу, торчавшему в стене возле единственного окна. Длина цепей позволяла ему стоять выпрямившись, а также садиться и ложиться на устланное шкурами ложе. Но отойти в какую-либо сторону дальше чем на несколько шагов он не мог. Тюремщики оставили подле него пищу и вино и удалились.

Соломон сразу присмотрелся к двери и определил, что она не была заперта. Не оказалось при ней и охранника. Значит, предполагалось, что цепи достаточно надежны и смогут его удержать. Кейн немедля испытал их на прочность и убедился, что его тюремщики не ошиблись. Была, однако, еще причина для столь явной беспечности, и Кейн ее вскоре выяснил.

Оставшись один, англичанин выглянул в окно, благо оно было побольше прежнего, а решетка — не такая частая. Он смотрел на город, причем с порядочной высоты. Внизу виднелись узкие улочки и настоящие широкие проспекты, окаймленные колоннами и каменными статуями львов. И крыши — множество плоских крыш. В основном дома были каменные, но попадались и сложенные из кирпича, высушенного на солнце. Архитектура показалась Кейну слишком массивной, и это будило смутное отвращение. Массивность зданий была какой-то тяжелой и мрачной, как если бы их угрюмые строители были… бесчеловечны.

Город окружала стена, высокая и, видимо, толстая, и через равные промежутки над ней возвышались башни. Кейн рассмотрел воинов в доспехах. Они расхаживали туда и сюда по стене, как и полагается часовым, и пуританин подумал, что здешний народ, похоже, отличается немалой воинственностью.

Он снова посмотрел вниз, на улицы и торговые площади, запруженные пестрой толпой, и постарался определить, что же представляло собой здание, в котором его поместили. Из этого у него мало что получилось. Он видел только, что оно смахивало на гигантскую лестницу, ступеньками которой служили целые этажи. Прямо Вавилонская башня, которую, согласно легенде, строили подобным же образом!.. Нельзя сказать, чтобы Кейну очень понравилась эта мысль.

Отвернувшись от окна, пуританин занялся изучением комнаты. Стены были сплошь покрыты раскрашенными рельефами, причем краски были подобраны с замечательным вкусом. Вообще мастерство неведомого художника ничуть не уступало лучшим образцам, виденным Кейном в Азии и в Европе. Большинство сцен было посвящено войне и охоте. Могучие мужчины с черными, нередко завитыми бородами, облаченные в доспехи, охотились на львов и побеждали врагов на поле брани. Враги эти частью были обнаженными чернокожими, но иногда весьма близко походили на самих победителей.

Кейн обратил внимание, что люди изображены гораздо менее живо, нежели звери. Фигуры их были весьма условными и оттого зачастую выглядели несколько деревянными. Зато львы так и дышали живым реализмом. Иные сцены изображали чернобородых любителей охоты едущими на колесницах, в которые были впряжены огнедышащие кони. И Кейн вновь испытал странное чувство. Ему упорно казалось, будто он видел эти картины раньше. Эти — или очень похожие. Он отметил, что лошади и колесницы далеко уступали львам жизненностью изображения. И дело тут было не в условности, просто художник не знал как следует того, что взялся рисовать. Иначе каким образом он мог допустить ошибки, так не соответствовавшие общему уровню его мастерства?..

Занятый рассматриванием рельефов, Кейн не заметил, как прошло время. Но вот опять явился молчаливый раб и принес ему пищу и вино.

Когда он поставил поднос, Кейн обратился к нему на диалекте лесных племен: он успел заметить шрамы на лице раба, означавшие его племенную принадлежность. С лица юноши сейчас же исчезло тупое безразличие, и он ответил на языке, который показался Кейну достаточно знакомым.

— Что это за город? — спросил англичанин.

— Нинн, бвана.

— А кто эти люди?

Раб с сомнением покачал головой:

— Они очень старый народ, бвана. Они уже очень, очень давно тут живут.

— Тот, что приходил ко мне со свитой, — это их царь?

— Верно, бвана. Это был царь Ашшур-рас-араб.

— А тот другой, с плетью?

— Это, бвана Перс, был Ямен, жрец.

— Бвана кто?.. — в замешательстве переспросил Кейн. — Как ты меня назвал? Почему?..

— Так хозяева называют тебя, бвана… э-э-э…