Плюясь визгливой отчаянной литанией Биверовых проклятий, мистер Грей ринулся вперед. Истерзанное тело Джоунси дергалось на ненадежной опоре больного бедра. Один из них вот-вот явится, тот, кого зовут Оуэн, и мистер Грей не смел надеяться, что сумеет заставить Оуэна прицелиться себе в грудь. Будь у него время, возможность застать Оуэна врасплох, тогда возможно. Но у него нет ни того, ни другого. Этот человек, который идет за ним, натаскан на убийство, это его ремесло.
Мистер Грей взвился в воздух. Послышался вполне различимый хруст, это бедренная кость Джоунси, не выдержав непосильной нагрузки, вывернулась из сустава. Мистер Грей навалился на лом всей тяжестью тела Джоунси. Край снова поднялся, и на этот раз крышка проехалась по бетону едва не на целый фут. Снова появился черный полумесяц, в который когда-то скользнула русская. Не совсем полумесяц, скорее тонкое "С", выведенное пером каллиграфа.., но собака пройдет.
Нога Джоунси больше не действовала (кстати, где Джоунси? До сих пор ни звука от его скандального хозяина), но это не важно. Он вполне может ползти.
Мистер Грей так и сделал. Пополз по ледяному полу к тому месту, где лежал спящий колли, схватил Лэда за ошейник и потащил к скважине.
15
Зал Воспоминаний — просторное хранилище коробок — тоже вот-вот готов развалиться. Пол трясется, как в приступе бесконечного, медленного землетрясения, люминесцентные светильники чахоточно мигают, придавая помещению не правдоподобный, словно галлюцинация больного белой горячкой, вид.
Джоунси мчится из последних сил, перебегает из коридора в коридор, чисто интуитивно находя путь в лабиринте. И непрерывно приказывает своему телу наплевать на проклятое бедро, в конце концов он теперь всего лишь чистый разум. Но с таким же успехом инвалид мог бы убеждать ампутированную конечность не болеть.
Он летит мимо коробок с метками АВСТРО-ВЕНГЕРСКАЯ ВОЙНА, и КАФЕДРАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА, и ДЕТСКИЕ истории, и содержимое ВЕРХНЕГО ШКАФА. Натыкается на гору рассыпавшихся коробок, обозначенных КАРЛА, припадает на больную ногу, вопит от боли. Хватается за ящики (на этих надпись ГЕТТЕРСБЕРГ), чтобы удержаться от падения, и, наконец, видит дальний конец хранилища. Слава Богу, кажется, он оставил позади много миль.
На двери таблички: БЛОК ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ. ПОЖАЛУЙСТА, ТИШЕ. И: ПОСЕЩЕНИЕ ТОЛЬКО ПО ПРОПУСКАМ.
Точно, именно туда его и привезли. Там он проснулся и услышал зов хитрого мистера Смерти, притворявшегося, будто зовет Марси.
Джоунси влетает в двери и оказывается в другом мире, который узнает сразу: белый с голубым коридор блока интенсивной терапии, где четыре дня спустя после несчастного случая он сделал первые нерешительные шажки. Прохромав с дюжину футов по выложенному кафелем коридору, он замечает брызги байрума, расплескавшиеся по стенам, слышит непривычную для больницы, хоть и тихую, музыку, кажется, это «Роллинг Стоунз» поют «Сочувствие дьяволу».
Он только успевает понять, что это за песня, как бедро взрывается термоядерной вспышкой. Джоунси удивленно вскрикивает и валится на черно-красный кафель блока интенсивной терапии, хватаясь за ногу. Совсем как тогда, после наезда, удушливое облако багровой агонии. Он катается по полу, глядя на мерцающие световые табло, на круглые динамики, из которых доносится музыка («Анастасия кричала напрасно»), музыка из иного мира, когда боль так ужасна, все остальное в ином мире, боль превращает суть и истинный смысл в бесплотную тень, любовь — в пародию и насмешку, это он узнал еще в марте и теперь должен узнавать снова. Он катается и катается, вцепившись в распухшее бедро, глаза вылезают из орбит, рот превратился в уродливо растянутую щель, и в глубине души он уже понимает, что случилось, знает: мистер Грей. Сукин сын мистер Грей сломал его уже однажды сломанное бедро.
И тут издалека, из того другого мира, он слышит знакомый голос. Голос ребенка:
Джоунси!
Отдающийся эхом.., искаженный.., но не настолько далекий. Не этот коридор, но один из соседних. Чей голос? Кого-то из его ребятишек? Может, Джона? Нет…
Джоунси, скорее! Он идет убить тебя! Оуэн идет убить тебя!
Джоунси понятия не имеет, кто такой Оуэн, но узнает голос. Генри Девлин. Не теперешний Генри, не тот, которого он в последний раз видел перед поездкой в магазин Госслина. Тот Генри, с которым он вырос, тот, который сказал Ричи Гренадо, что они всем разболтают, если он не прекратит издеваться над Даддитсом, а Ричи и его дружки никогда не поймают Пита, потому что Пит бегает быстро — хрен догонишь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу