Стивен Кинг - Лангольеры, Дайна, Крэг, Туми, Самолет

– Точно! – бодро подтвердил Ник. – И, как знать, может, я буду по-прежнему здесь. Плохие пенсы выигрывают, знаешь. Верно я говорю, Брайан?

– Я думаю, все возможно, – согласился пилот. Он сдвинул реостат чуточку вперед. Небо снова становилось светлее, разрыв лежал прямо перед косом авиалайнера. – Рассаживайтесь, ребята! Ник, ты – сюда, рядом со мной. Я покажу тебе, что надо будет сделать… и в какой момент.

– Одну секундочку, – попросила Лорел. На ее лицо вернулся румянец и сама она несколько подтянулась, взяла себя в руки. Теперь она поднялась на цыпочки и поцеловала Ника в губы.

– Благодарю тебя, – серьезно сказал Ник.

– Ты решил все это бросить. И если он не станет слушать, я напомню ему о том дне, когда ты принес маргаритки. Правильно я сказала?

Он широко улыбнулся.

– Абсолютно точно, любовь моя. Все точно. – Он еще раз обнял ее здоровой рукой и крепко поцеловал. Когда отпустил ее, на лице Ника застыла добрая улыбка. – Ну, вот и все.

Спустя три минуты Брайан включил интерком.

– Я начинаю снижать давление. Все проверьте ваши ремни безопасности.

Они проверили. Альберт напряженно ожидал какого-то звука, возможно, шипения утекавшего воздуха, но слышно было лишь ровное гудение двигателей. Он чувствовал себя бодрым, как никогда.

– Альберт? – позвала его Бетани тихим, испуганным голосом. – Пожалуйста, обними меня.

– Хорошо, – ответил он. – А ты меня обними.

Позади них Руди Варвик снова бормотал молитвы, шевеля четками. Через проход от них Лорел Стивенсон сидела, вцепившись руками в подлокотники. Она все еще ощущала теплое прикосновение губ Ника Хопвелла. Потом подняла голову, устремила взгляд к багажной полке наверху и начала глубоко дышать. Ждала когда наступит этот момент… и он наступил спустя минуты полторы.

«Помни о том дне в Белфасте тоже», – подумала она. – «Возле церкви. Искупление, он сказал. Это акт искупле…»

Среди этих мыслей разум покинул ее, отключившись.

– Ты понял… что делать? – снова спросил Брайан. Он говорил с трудом, немножко невнятно. Впереди них разрыв потока времени рос, заполняя собой все окна кабины, закрыв почти весь видимый небосвод. Он освещался лучами рассвета, и внутри него возникли новые фантастические сполохи, которые двигались, переплетались и устремлялись потоками в его странную глубину.

– Я понял, – ответил Ник приглушенным голосом. Он стоял возле Брайана с кислородной маской на лице. Повыше резиновой рамки глаза его были ясны и спокойны. – Не бойся, Брайан. Все надежно, как в добротном доме. Давай отправляйся спать. Приятных тебе сновидений.

Брайан отключался. Он чувствовал, как уплывает сознание, но еще цеплялся, глядя на гигантский разрыв в ткани реальности. Он несся прямо на окна кабины, достигнув наконец самого самолета.

«Как это великолепно!» – подумал он. – «Какая красота, Господи!»

Снова почувствовал невидимую гигантскую руку, которая схватила авиалайнер и потащила вперед. На сей раз – безвозвратно.

– Ник… – Огромных усилий стоило говорить. Казалось, его рот находится за сотню миль от его сознания. Приподнял руку, и она удалилась от него, будто растянувшись.

– Спи, спи, – сказал Ник, взяв его за руку. – Не сопротивляйся, а то исчезнешь вместе со мной. Уже скоро…

– Я только хотел сказать… спасибо тебе…

Ник улыбнулся и слегка стиснул его руку.

– Пожалуйста, друг. Такой полет незабываем. Даже без фильмов в главном салоне и без бесплатных букетиков мимоз.

Брайан все еще смотрел в разрыв. Теперь он заполнялся реками богатых расцветок. Они завивались в спирали, смешивались… и образовывали буквы и слова перед его изумленным взглядом:

– Это… мы? – спросил он изумленно, и теперь собственный голос донесся до него из далекой Вселенной.

Мрак окутал его.

Ник остался один. Единственный бодрствующий человек на рейсе № 29 был тем, кто однажды расстрелял трех мальчишек позади церкви в Белфасте, которые держали в руках картофелины, раскрашенные под гранаты-лимонки. Зачем они так сделали? Шутка? Или демонстрация отваги? Этого он никогда не узнал.

Он не испытывал страха, только жуткое чувство одиночества. Чувство не новое. Не впервые он стоял один на часах, отвечая за жизни всех остальных.

А навстречу несся этот странный разрыв. Он положил руку на реостат, контролировавший давление в самолете.

«До чего же красиво», – подумал он. Ему казалось, что цвета, сверкавшие перед ним в разрыве, были прямой противоположностью всему тому, что они испытали за минувшие кошмарные часы, и теперь смотрел в тигель, где рождалась новая жизнь, новое движение. – «А почему бы и не быть этому столь прекрасным? Здесь место, где жизнь, возможно вся жизнь, берет свое начало. Место, где жизнь зарождается каждую секунду каждого дня… колыбель творения и живой родник времени. Лангольерам сюда хода нет».