Стивен Кинг - Роза Марена

Она стонет, трясет головой, упирается ногами в пол, стараясь отползти. Одна туфля соскакивает с ноги и остается лежать на боку. Она чувствует новый приступ боли, судороги впиваются в нее острыми крючьями, как старые якоря, Рози чувствует, как усиливается кровотечение, но не может совладать с собой и изо всех сил упирается ногами в пол. Когда на мужа находит, она не видит в нем ничего, кроме некой странной и ужасной отстраненности.

Он останавливается, устало и неодобрительно качая головой. Затем приседает на корточки и сует руки под нее.

— Не бойся, я тебя не обижу, — успокаивает он, опускаясь на колени и поднимая с пола. — Не изображай трусиху.

— Кровь, — шепчет она, вспоминая, что во время разговора по телефону он заверял того, с кем беседовал, что не будет ее трогать с места, конечно, не будет.

— Да, я знаю, — откликается он, но без всякого интереса. Затем оглядывает комнату, решая, где же должен был произойти несчастный случай, — она знает все его мысли так же точно, как если бы он рассуждал вслух, — Ничего страшного, перестанет. Сейчас приедет скорая, и врачи остановят кровотечение.

«Но смогут ли они предотвратить выкидыш?» — мысленно кричит она, и ей не приходит в голову, что если она может читать его мысли, то и он, вероятно, обладает той же способностью. Рози не замечает, как он изучающе глядит на нее. И снова, в который раз она позволяет себе услышать следующую мысль. — «Я ненавижу тебя. Ненавижу».

Он несет ее в противоположный конец комнаты к лестнице, ведущей на второй этаж дома. Опускается на колени и усаживает у начала лестницы.

— Тебе удобно? — сочувственно интересуется он. Она закрывает глаза. Она больше не может смотреть на него, по крайней мере сейчас. И чувствует, что вот-вот сойдет с ума.

— Ну и хорошо, — говорит он, словно жена ответила на его вопрос, и когда она снова открывает глаза, то видит, что он, как с ним нередко бывает, опять в состоянии полной отстраненности. Как будто разум его вдруг улетучился, оставив тело.

«Будь у меня нож, я бы его зарезала», — думает она… и опять это не та мысль, которую она позволяет себе услышать хоть краешком мозга, а тем более задуматься над нею. Это лишь глубокое эхо, возможно, лишь отголосок безумия ее мужа, такой же тихий, как взмах крыла летучей мыши в темной пещере.

Внезапно его лицо снова оживает и он встает; колени издают слабый хруст. Опускает взгляд на рубашку, проверяя, не осталось ли на ней следов крови. Рубашка чиста. Смотрит в угол, откуда унес ее. Там есть кровь, несколько четких круглых капель и размазанных пятен. Она чувствует, что кровь продолжает течь, теперь уже сильнее и быстрее; чувствует, как кровь заливает ее и пропитывает нездоровым теплом, которое почему-то кажется жадным. Кровь хлещет , словно желая вынести с собой чужака, поселившегося в крошечной квартирке ее чрева. У нее возникает ощущение — Господи, до чего же кошмарная мысль! — что даже ее собственная кровь взяла сторону мужа… как бы безумно это ни выглядело.

Он снова скрывается в кухне и не возвращается в гостиную примерно пять минут. Она слышит, как он переходит с места на место и передвигает предметы. В этот момент происходит выкидыш; боль вспыхивает ярким горящим крестом, а затем резко ослабевает, словно выходя с потоком булькающей жидкости, которую не только ощущает, но и слышит. Неожиданно ей кажется, что она сидит в ванне с горячей вязкой жидкостью. Словно в кровавой подливке.

Его вытянутая тень снова появляется в проеме двери. Он открывает холодильник, закрывает его, затем распахивается и захлопывается дверца шкафа (по слабому скрипу она понимает, что это шкаф под раковиной). Слышен шум бегущей в раковину воды, потом он начинает напевать— кажется, это «Когда мужчина любит женщину», — в тот миг, когда из нее выходит нерожденный ребенок.

Норман снова вырастает в дверном проеме, и она видит, что держит в руке бутерброд

— ну конечно, ведь до сих пор не ужинал и, должно быть, голоден, — а в другой сжимает влажную тряпку из корзины в шкафу под раковиной. Приседает в углу, куда она заползла после того, как муж вырвал у нее из рук книжку, а потом нанес три коротких жестких удара в живот — бах , бах, ба х , прощай, чужак, — и начинает

вытирать размазанные пятна и капли крови: почти вся кровь и все остальные следы будут здесь, у основания лестницы, именно там, где надо.

Пережевывая бутерброд, вытирает кровь. Ей кажется, что между двумя ломтиками хлеба лежит оставшийся со вчерашнего дня кусок жареной свинины, которую она собиралась разогреть в субботу вечером с вермишелью, — приготовить что-то легкое, чем могли бы поужинать, сидя перед телевизором и слушая вечерние новости.