Стивен Кинг - Долгая прогулка

— Пли!

Последний залп.

Макфрис тут же повернулся и пошел задом. Покраснев от усилия, он во всю мочь крикнул:

— Готовсь!

Сорок языков облизали пересохшие губы. Гэррети поглубже вдохнул и… — Пли!

Это было жалко. Жалкий звук, потонувший в ночи. Неудачная, глупая шутка. Каменные лица солдат не изменили выражения.

— Черт! — Макфрис скривился и побрел дальше, опустив голову.

Мимо быстро проехал джип Майора. Они успели заметить отблеск холодного света на его черных очках, и толпа опять сомкнулась вокруг. Правда, теперь она была дальше: шоссе имело четыре полосы — пять, если считать траву посередине.

Гэррети поспешил на середину и пошел по подстриженной траве, чувствуя, как роса через треснувшие туфли приятно холодит его ноги. Кто-то получил предупреждение. Шоссе тянулось вперед, гладкое и однообразное, омытое светом фонарей. Тени идущих выделялись на бетоне четко, как при летней луне.

Гэррети отхлебнул из фляжки, закрутил ее и опять погрузился в дремоту.

До Огасты еще восемьдесят миль. Так приятно идти по мокрой траве… Он споткнулся, едва не упал и резко пробудился. Какой идиот сажает сосны на средней полосе? Конечно, это дерево штата, но почему бы не посадить его где-нибудь подальше?

Почему они не думают о тех, кто идет… Конечно, они не думают.

Гэррети перешел на левую сторону, по которой шли остальные. На шоссе к ним присоединились еще два вездехода, чтобы охватить увеличившуюся площадь, на которой разместились теперь сорок шесть участников. Постепенно Гэррети опять задремал. Его сознание начало блуждать отдельно от тела, как камера с заряженной пленкой, то там, то тут щелкая затвором. Он думал об отце, стягивающем с ног зеленые резиновые сапоги. Он думал о Джимми Оуэнсе, которого он ударил стволом ружья. Да, это придумал Джимми — раздеться и трогать друг друга. Ружье мелькнуло в воздухе, брызнула кровь («Извини, Джим, тьфу ты, тут нужен бинт»)… Он повел Джимми в дом, и тот кричал… Кричал… Гэррети огляделся, весь в поту, несмотря на ночную прохладу. Кто-то кричал. Ружья были нацелены на маленькую, сжавшуюся в ужасе фигурку. Похож на Барковича. Грянули выстрелы, и фигурка, стукнувшись о бетон, как мешок с мокрым бельем, обратила к небу бледное лицо. Это был не Баркович, а кто-то незнакомый.

Он подумал о том, что может пережить их всех, и тут же устыдился этой мысли. К тому же она казалась невероятной. Боль в ногах могла стать в два, в три раза сильнее, а она и сейчас временами была невыносима. И хуже боли в ногах была сама смерть, запах разложения, засевший у него в ноздрях. Под эти мысли он снова задремал, и на этот раз ему привиделась Джен. Он на какое-то время совсем забыл о ней и теперь терпеливо выстраивал в полусне ее образ. Ее маленькие ноги — толстоватые, но очень привлекательные, с тонкими икрами и полными крестьянскими бедрами. Стройная талия, круглые, гордо вздернутые груди. Мягкие черты ее лица. Ее длинные светлые волосы.

“Волосы шлюхи", — подумал он. Как-то он сказал ей это, просто вырвалось, и он думал, что она рассердится, но она промолчала. Он думал, что, может быть, ей это даже польстило… На этот раз его разбудила нарастающая тяжесть в кишечнике. На часах был час ночи. Он молча взмолился, чтобы Бог позволил ему не делать этого на глазах у толпы. "О Господи, сжалься, я дам тебе половину всего, что имею, только даруй мне запор. О Го…”

Кишечник сдавило опять, на этот раз сильнее. Может быть, это свидетельствовало о сохраняющемся здоровье его тела, но его это не очень утешало. Он шел, пока не вышел на сравнительно малолюдный участок; там он, спеша, расстегнул ремень, спустил штаны и присел, прикрывая рукой гениталии. Мускулы ног протестующе взвыли, и вместе с болью он исторг содержимое прямой кишки.

— Предупреждение! Предупреждение 47-му!

— Джон! Эй, Джонни, посмотри на этого беднягу!

Он наполовину видел, наполовину воображал уставленные в него пальцы.

Замигали вспышки, и Гэррети отвернулся. Это было самым худшим из всего, что с ним случилось. Самым худшим.

— Я видела! — возбужденный девичий голос. — Я видела его штуку!

Бейкер прошел мимо, не глядя на него.

Потом, с кряхтением, он привстал и пошел, застегивая на ходу штаны, оставив часть себя дымиться позади в темноте под вожделеющими взглядами толпы: "Возьми это! заверни в свой плащ! дерьмо человека, которого через двадцать минут застрелили. Я говорил тебе, Бесси, что нам достанется нечто особенное!”

Он догнал Макфриса и пошел рядом с ним.