Светлана Полякова - Служители зла

Она фыркнула и достала сигарету. Очередную, с тоской подумал Кирилл. Тоже игра со смертью — сколько «раковых палочек» мама выкуривает за час?

— Сколько хочу, — проворчала она. — Смерть есть личное дело каждого.

— Ты когда-нибудь перестанешь читать мои мысли?

— А ты думай потише, — усмехнулась она. — От твоих мыслей у меня голова гудит, как надтреснутый колокол, которым пьяный звонарь по неразумию брямкает туда-обратно. В чем там проблема с этим вашим Вонючим Сапогом?

— Старой Пустошью, мам, — терпеливо поправил Кирилл. — Дом не освободился. Нам прислали письмо, просят подождать еще неделю.

— Дали бы старухе еще чуть-чуть полюбоваться внуками, — вздохнула мать.

— Мама, ты всегда можешь приехать к нам!

— Не могу. И ты это знаешь. Мои ноги, дружочек, иногда наотрез отказываются повиноваться. Но я не в обиде на них. Когда-то это случается — и дай Бог, чтобы Он, невзирая на былое мое распутство, что-то перепутал, решив, что я праведница, и меня можно забрать во сне… Правда, из-за проклятых ног Ему придется снарядить самых дюжих ангелов — как они этакую тушу дотащат до Его престола?

— Рано ты собралась туда!

— Да никуда я не собиралась! — отмахнулась мать. — Не считай совсем меня ненормальной-то. Кто ж собирается туда по доброй воле? И вот что угнетает меня больше всего в смерти. Ее внезапность. Непредсказуемость. Она, как невоспитанный любовник, приходит именно тогда, когда ты не успел к ней приготовиться… Если б мне намекнули, когда мой час, я бы хоть приготовилась. Знаешь, чего боюсь больше всего на свете?

— Чего?

— Того, что не успею прическу привести в порядок и губы подкрасить и явлюсь растрепа растрепой!

Она рассмеялась своим странным и тихим, немного хрипловатым смехом. Кирилл в очередной раз почувствовал, что ее смех — самый умиротворяющий на свете. Он не мог объяснить почему, но в детстве еще, когда была обида на первые столкновения с окружающим миром, он успокаивался только тогда, когда мать смеялась в своем кабинете.

— Ладно, я прекрасно понимаю, что уговаривать тебя, тем более Анну, дело бесполезное. Тратить же время на какое-либо дело, заранее зная, сколь оно бессмысленно, не в моих правилах. Налей-ка мне чаю и расскажи про мелюзгу. Как они? Рады?

— Да, — соврал он.

«Нет», — прочла мать. Он понял, что она прочла, по легкому вздоху, по ее грустной полуулыбке.

— Дети чувствуют, когда родители делают не то, что нужно, — пробормотала она.

— Что? — переспросил, нахмурившись, Кирилл.

— Ровным счетом ничего. Душке будет трудно привыкать к новой школе. Девочка неординарная, трудно входит в контакт.

— Мама, Душка — нормальный ребенок. Нормальный! Ничего особенного в ней нет.

— Есть, и ты прекрасно это знаешь. Просто пытаешься убедить себя в обратном, ради самосохранения. Странно, но ты совсем лишен мужества, мальчик. Анна натура куда более цельная, но…

— Ты не любишь ее, — закончил мысль Кирилл.

— Я бы не стала утверждать так категорично. Просто она немного непонятна мне. И почему-то совершенно не хочет идти на контакт. Впрочем, я ничуть не позволю себе превратиться в типичное существо, переполненное нытьем и ревностью, чем грешат представители класса «хомо свекровиус». Если уж я никогда не была типичным образцом человека, так мне и сейчас негоже!

Нервно стряхнула пепел на старый ковер, с грустью посмотрела на своего сына.

«Наш дар, к сожалению, передается лишь по женской линии, — подумала она. — Мужчины не обладают этой странной, почти животной, способностью сражаться за свою жизнь, за жизнь своих близких так, как можем делать это мы. Мужчины слабы!»

И хотя боль разрушала ее, она вновь припомнила о внуке, старшем внуке, невесть как унаследовавшем ее способность к ВОСПРИЯТИЮ. О мальчике с широко распахнутыми глазами, который однажды вышел на улицу.

Вышел, чтобы встретить двух йеху. Двух образцов из породы узколобых обезьян.

Боль захлестнула ее. Она никогда не проявляла слабости, поэтому ее привыкли считать холодной и сильной. Никто не мог заподозрить, что она…

О, черт!

Она боится оставаться одна. Боится отпускать от себя Павлика и Душку. Ее Душку, ее точную копию, пока еще не отдающую себе отчет в том, что она такое.

Страх за Душку постоянно жил в ее сердце, и она еще раз задала Кириллу вопрос, который возникал постоянно:

— Кирилл, когда вы окрестите детей?

Он вскинул на нее недоуменный взгляд:

— Что?

— Когда детей окрестите? — повторила мать. — Особенно Душку… Ты ведь прекрасно осознаешь, что без этого может случиться большая беда.