Ульрике Швайкерт - Власть тьмы

Малколм мягко подтолкнул ее вперед к служебной лестнице. Он прислушался, но не услышал человеческих шагов.

— И, тем не менее, ты должна покинуть Париж так быстро, как только сможешь. Иначе они тебя убьют. Они уверены, что ты тоже виновата.

— Я ничего не сделала! — возмутилась Латона. — Я не знала, чем занимается мой дядя, а когда это выяснила, я освободила господина Тибо!

— Я тебе верю, но сомневаюсь, что остальные согласятся со мной. Господин Тибо выглядел так, словно уже не сможет подать голос в защиту своей спасительницы. Гнев вампиров будет страшным и неукротимым, если их вождь не сможет регенерировать. И я боюсь, месть для них окажется важнее правды.

Дрожащими пальцами Латона открыла дверь и вошла в номер, в котором жила вместе со своим дядей. Малколм почувствовал, как грусть и растерянность захлестнули ее, когда ее взгляд скользнул по небрежно разбросанной одежде и другим вещам ее дяди. Она, должно быть, любила его или, как минимум, зависела от него.

Латона сквозь слезы посмотрела на Малколма.

— Кармело был неплохим человеком. Он взял меня к себе, когда мои родители умерли от лихорадки, и благодаря ему я могла посещать хорошую школу. Он постоянно заботился обо мне и хотел обеспечить нам безбедное будущее. Кармело был небогат. Он должен был заработать деньги. Кармело был человеком с чувством долга и твердыми принципами, который привык тяжело работать.

— Да, жаль только, что свое призвание он видел в том, чтобы уничтожать вампиров всех стран, — ответил Малколм сухо.

Латона отвернулась и начала укладывать платья в дорожную сумку. Слезы текли по ее щекам, но она держалась на удивление сдержанно и не жаловалась. Малколм какое-то время смотрел на нее, затем подошел к ней и обнял за плечи. Он мягко повернул ее к себе, и она подняла на него глаза. На длинных темных ресницах, словно маленькие жемчужинки, блестели две слезинки. Вампир наклонился и слизнул их. Его губы скользили по ее щекам ко рту. Когда он поцеловал ее, Латона обвила его шею руками и прижалась к нему. Ее тело задрожало. Малколм запечатал ее уста поцелуем. В нос ему ударил ее запах и окутал клубящимся туманом, словно при превращении. Вероятно, это и было своего рода превращение. Засохшие капли крови на ее груди усиливали аромат, от которого Малколм терял рассудок. Этот запах шумел и бился в его голове, чтобы вырваться из бездны, угрожавшей поглотить его.

Латона посмотрела на вампира своими темными серьезными глазами.

— Я не хочу умирать, но не знаю, как мне жить дальше. Возьми меня с собой. Я хочу остаться с тобой. Куда еще я могу пойти? У меня никого больше нет.

Девушка подошла к нему, и теперь уже она прижала свои губы к его и укусила его. Последние искры самообладания угасли. Жажда в нем стала такой всеобъемлющей, что захватила контроль над его руками и пальцами и над его ртом. Малколм больше не мог противиться. Он прервал ее поцелуй, отклонил назад ее шею и так неистово впился зубами в ее плоть, что Латона вскрикнула от боли и страха. Но в данный момент это его совсем не волновало, потому что ее кровь, яркая, свежая, пряная, хлынула ему в горло. Экстаз, охвативший его, пересилил все, что он мог представить себе в самых смелых мечтах. Малколм пил и прижимал девушку к себе. Волны наслаждения уносили его прочь.

Латона смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она больше не издала ни звука, лишь становилась все слабее и слабее. И хотя Малколм осознавал это краешком своего сознания, он не мог от нее оторваться. То чувство, которое раньше вовремя предупреждало его об опасности, погрузилось во мрак, что он осознал с болью, когда острие шпаги уперлось ему в спину.

Кто-то поднялся по лестнице, прошел по коридору, открыл дверь, вытащил шпагу и приставил ее к нему. Человек! Неосторожный, шумный человек. А он, Малколм, этого не заметил.

Тем не менее теперь острие проткнуло ему кожу, и болезненное прикосновение серебра вернуло его к действительности.

— Немедленно отпусти ее!

Ему был знаком этот голос. Разве не этот мужчина однажды уже осмелился помешать ему? Малколм вспомнил Иви. Что у нее с ним общего? В ушах вампира зазвучала музыка. Верди. «Аида». Оперный театр. Ложа номер пять.

— Отпусти Латону, или я воткну клинок тебе в спину. Он из серебра. Этот клинок принадлежит ее дяде, и клянусь, повторять я не буду. Отпусти ее и медленно отойди к двери.

Серебро в спине причиняло такую боль, что к вампиру неожиданно вновь вернулась ясность мысли. Малколм убрал клыки от ее горла. Латона! Черт побери, что он наделал? Она вяло обвисла в его руках, глаза были закрыты. Однако дыхание все еще оставалось ровным. Он мог уничтожить ее, и себя самого, вероятно, тоже. Или ему удалось бы оторваться от нее при последнем ударе сердца? Малколм не был в этом уверен. Впервые он понял — яснее, чем ему хотелось, — о чем предостерегали старшие вампиры и, почему они так строго следили за тем, чтобы юные наследники пили человеческую кровь, только достигнув определенной зрелости. Малколм еще не прошел ритуал, хотя он и был достаточно взрослым, и тут клинок у его спины предостерег его от самой большой ошибки.