Алексей Кунцевич - Жажда справедливости. Избранный

На стук никто не ответил. Виталий постучал громче и услышал шлепающий звук, а потом и сонный голос из-за двери:

—Кто?

«Это не Морозов, — подумал тут Серебряков, — тот бы открыл сразу». А вслух сказал:

—К Морозову.

Человек в комнате что-то промычал непонятное, громко прокашлялся, и сказал более внятно:

—Его нет.

—А где он?— нетерпеливо спросил Виталий.

—Не знаю. Сказал, что в шесть вернется. Зайдешь?— И замок в двери щелкнул.

—Да нет, пожалуй. В другой раз. Спасибо,— ответил Виталий, явно обрадованный тем, что не в общежитии встретится с Морозовым. Он решил подождать того рядом со зданием возле входа.

Щелчок,— и дверь вновь заперли.

Вахтерша даже не шевельнулась, когда Серебряков проходил мимо; она спала.

На улице совсем стемнело. Виталий взглянул на небо: оно было усыпано звездами. Между тем, однако, темно не было; луна заливала своим светом все вокруг. Температура сильно упала. Виталий с наслаждением вдыхал морозный воздух.

Ждать пришлось довольно долго. Время уже было почти половина седьмого, когда Виталий услышал громкий разговор со стороны входа в столовую. А затем показались и две тени. Идущие о чем-то спорили, а точнее сказать,— ругались. Мужской голос явно принадлежал Морозову; его Серебряков узнал сразу. А вот голос девушки показался ему только знакомым. Виталий отошел в тень навеса над крыльцом здания.

—Оставь меня,— говорил Морозов. Голос его был не низким и не высоким, но каким-то простуженным.

—Ты же сам мне сказал,— отвечала моляще девушка.

—Ничего я не обещал.— Морозов собирался шагнуть на крыльцо, но девушка его ухватила за рукав и повернула лицом к себе. Тут ее лицо осветилось луною, и Виталий узнал ее.

«Бог мой,— мысленно воскликнул он,— с ней-то чего случилось?» Но он не успел подумать над этим, как Морозов в злобе прошипел ей:

—Убирайся, шлюха!

Девушка размахнувшись врезала ему по щеке. И достаточно сильно, так, что голова мотнулась в сторону. Девушка собиралась ударить еще раз, но не успела— Морозов схватил ее за руки и дернул к себе, сказав:

—Катись к черту. Не приставай больше. Я тоже могу вдарить.

Девушка вырвалась и зарыдала.

Серебряков не выдержал и вышел из-под тени. Морозов уставился на него, явно удивленный. А девушка замолчала. Тут же повернулась и пошла обратно.

Морозов открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же рассмеялся со словами:

—Я мог бы догадаться, куда она отправится. Пришел требовать ответа? Катись, а то я по стенке тебя размажу.

Мимо них прошло несколько человек в общежитие. Становилось людно. Виталий предложил:

—Отойдем.

—Да пошел ты!..— сказал Морозов.— Вали отсюда!

—Боишься?— спросил Виталий.

Морозов развернулся очень быстро и врезал бы Серебрякову в челюсть, но тот едва уклонился.

—Ты,— сказал Виталий, снимая перчатки и отступая к футбольной площадке,— видимо о себе большого мнения. «Дон Жуан», жалкий ублюдок!

—Конец тебе,— сказал Морозов, наступая, и матерно выругался. Они уже были за металлической сеткой, когда Серебряков остановился.

Морозов снял куртку и бросил ее недалеко. Серебряков же так и стоял одетым. Морозов повернулся к нему. И открыл рот. Виталий стал наступать.

—Это…— проговорил Морозов,— фокус?— Глаза Виталия горели синим холодным светом; Серебряков стал страшен. Черты его исказились, глубокие морщины поползли по потемневшему вдруг лицу, глазные впадины стали глубже, клыки удлинились, и Морозов увидел лик смерти.

—Тебе было невдомек, что ты совершаешь гнусный поступок, ты надеешься на свои силы. Ты посягнул на честь девушки. Но слава аду, что она направилась со своей проблемой ко мне! Так что ты слаб сейчас, как младенец. Мне, собственно плевать, что физически ты сильнее меня. Тебе и в страшном сне не может присниться, какою силой обладаю я.

Голос Серебрякова стал хриплым и каким-то глухим, причем со звуками изо рта вырывалось какое-то шипение. Каждое слово молотом отдавалось в мозгу противника.

Отступающий Морозов никак не мог понять, что стало с Серебряковым.

—Стой,— приказал Виталий. Тот тупо повиновался. Расстояние между ними было около трех метров. Серебряков взмахнул правой рукой, след за ладонью осветился, а Морозов неожиданно почувствовал сильное удушье, будто бы кто-то сжимал его глотку. Он схватился за горло. Отступая назад, споткнулся, но не упал, а уперся спиной в сетку ограждения.

—Ну, что, великий любовник,— засмеялся страшно мучитель,— где теперь твоя сила, гнусная мразь?