Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета

Скопище паразитов расползалось по домам и садам, по придорожным трактирам и постоялым дворам, толпилось на торгах и выгонах, заползало ночами в сараи и овины, крылось по чердакам и под навесами…

Под конец месяца внезапно ударила жара, и бродяги гурьбой обступали колодцы, вырывая друг у друга ковши и бадейки. В лучах майского солнца светились серебристые брызги воды, щедро разливаемой приблудным стадом на свои язвы и раны. А когда, утолив жажду, бродяги наконец отваливались от фонтанчиков и колодцев, после них непременно оставались на каменных плитах или деревянных срубах комья пропитанной ядом грязи.

Вскоре обнаружилась в окрестностях Дубника загадочная хворь. Первой ее жертвой оказался скорняк Выростек: точно в полдень, проходя через торговую площадь, он внезапно с громким криком рухнул на мостовую и за несколько минут испустил дух в страшных муках. В тот же день после обеда подобным образом умерло еще пятеро — лица у всех сделались синевато-серыми, на губах выступила красная пена, под мышками вздулись большие кровянистые пузыри. На следующий день зараза перебрала все предместье: не было дома, куда она забыла бы заглянуть. Люди гибли десятками, точно мухи, мор валил их с ног где попало — на улицах, в магазинах, дома и даже в костеле. Перед невидимой напастью невозможно было укрыться: не было такого тайника, куда не просунулись бы ее когти, не было такой стены, за которую ей был заказан доступ. Ужас охватил живых, охваченные паникой, они ринулись к городу, но все дороги были перекрыты: военный кордон завернул несчастных в гнездо заразы. Санитарная комиссия, присланная из центра, поставила в пригороде несколько бараков, и только тут дозволено было искать спасения. Однако не помогла даже самоотверженность трех молодых врачей, вступивших с невидимым врагом в героическую схватку: на четвертый день пали и они, один за другим выронив шприцы из окостеневших пальцев. Неодолимый мор продолжал свирепствовать…

В такой крайности глаза паствы вновь обратились на всесильного пастыря, удалившегося в последнее время от своих духовных овец: ксендз Дезидерий с молчаливого согласия обитателей Дубника взял их под свою опеку. Покинув свои покойные хоромы возле кафедрального собора, он переехал в маленький, заросший диким виноградом домик предместья, чтобы взять в свои могучие руки участь душ, обреченных на смерть.

Первым делом он решил отслужить молебен для очищения вод. В роще у восточных пределов Дубника лесорубы повалили огромное столетнее дерево и освободили его от ветвей и сучьев. Явились плотники, обтесали ствол, отточили грани, прибили крепкий поперечный брус — сделали крест устрашающих размеров: высотой в двадцать метров, шириной в восемь. Древо муки, освященное в костеле Св. Войцеха, страшной тяжестью опустилось на плечи жаждущих избавления от моровой напасти: подпирая друг друга, потные от изнеможения и зноя, с налитыми кровью глазами, в посконных рубахах, в дерюжных балахонах, а то и просто в мешках с проделанными по бокам прорезями для рук, волокли они покаянный крест с песней на устах и с сокрушением в сердце. Освещенная зловещим блеском погребальных свечей и фонарей, затянутых крепом, шествовала страшная процессия по улицам и площадям, по садам и огородам, тащилась среди стонущего колокольного звона под бирюзовым сводом майского неба по полям, дорогам и тропам, немилосердно палимая солнцем и обвитая клубами пыли, которую знойный ветер укладывал облаками над головами бредущих. Из забитых пылью гортаней, из стиснутых страхом глоток выползала суровая как наказанье и тяжкая как расплавленный свинец молитва: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!»

В раскаленный воздух жаркого дня, в пронизанную солнцем лазурь взмывала с земли, пытаясь дорваться до неба, хриплая мольба об избавлении.

Над лесом голов высился крест-великан с широко раскинутыми крыльями поперечного бруса, плыл полегоньку, покачиваясь на людских плечах. Когда изнеможенным молебщикам ноша становилась невмоготу, крест подхватывали другие, добровольно отдавая руки и плечи в покаянную пытку. Ветер заползал в шевелюры мужчин, взметывал кверху кудри женщин. Со свечей, кренившихся из одеревенелых пальцев, медлительно капали большие, горючие слезы…

К вечеру, когда на небе уже загорался закат, а раскаленная земля, казалось, испускала в мировое пространство всю скопившуюся боль и отчаяние, процессия остановилась перед источником. В бликах заходящего солнца над мраморной раковиной склонялся нежный силуэт Мадонны. Последние солнечные лучи стекали коралловой дрожью по складкам одеяния к стопам Пречистой, к блестящей мириадами блесток водной глади. Из переполненной до кромок раковины отравленная вода спадала с шелестом в резервуар. Вечернюю тишь нарушил громкий, отдающий металлом голос ксендза: