Сергей Саканский - Мрачная игра. Исповедь Создателя

Молчание.

Тупик.

Все мои действия кончались этими молчаливыми тупиками, будто я был шариком известной детской игры. Почти десять часов вечера…

Я уже сделал несколько заплетающихся шагов по лестнице, как вдруг услышал клацанье замка. Я оглянулся: открылась противоположная дверь, и я увидел голову женщины.

– Что вы хотели?

– Ничего особенного, – сказал я, в два прыжка одолел лестницу и очутился в ауре роскошного, пышущего жаром тела.

– Меня интересует квартира номер семнадцать, уточнил я ледяным голосом, который мог бы принадлежать как милиционеру, так и профессиональному убийце.

– Если вы хотите ее снять, так она занята, а если, – женщина смерила меня оценивающим взглядом, – вас интересуют девушки, то их нет уже месяца три. Во всяком случае, я там поливаю цветы и не заметила, чтобы кто-нибудь трогал вещи.

Она поливает цветы три месяца , – эта фраза крутнулась в моей голове и тотчас разбилась на сотни стеклянных шариков.

– Следственный отдел уголовного розыска, – вдруг выпалил я. – Я уполномочен воспользоваться вашим ключом для осмотра квартиры.

– В столь поздний час? – она кокетливо склонила голову набок.

– Ни сном, ни духом, мадам.

– А можно взглянуть на ваше удостоверение?

– Разумеется, – сказал я и, симулируя жест самый привычный, полез в потайной карман пиджака.

Несколько секунд соседка рассматривала то, что я показал ей, как и подобает, в развернутом виде из собственных рук.

– Хорошо, – наконец согласилась она. – Мне как раз пора освежить цветы.

Она скрылась за дверью и вскоре вернулась, покручивая на пальце кольцо с ключами. Я заметил, что она успела причесаться и тронуть губы помадой. Если бы эта набитая дура немного смыслила в жизни, она не только не позволила бы менту ворваться в квартиру без санкции и понятых, но и с гораздо большим вниманием отнеслась к той ксиве, которую он предъявил.

Это была уродка. Ее непомерно пышный бюст как бы рассматривал меня, словно пара очков. Соски, топорщащие даже грубую материю свитера (если продолжить метафору) напоминали выпуклые блики света от электрических ламп. Над всем этим, на длинной тонкой шее, колыхалась мучительно маленькая голова, и черты ее лица были какие-то птичьи, типичные для жительницы города, который я с детства ненавижу.

Мы вошли в квартиру. Просторная прихожая, располагающая к велосипедным прогулкам. Налево-направо две комнаты. Прямо – кухня и прочее.

– Приступайте, – сказала женщина, глянув через плечо, и быстро прошла в ванную. Я услышал шум воды.

– Вы хозяйка этой квартиры? – спросил я.

– Нет, просто слежу за ней. Хозяева отстроили дом в Тарасовке, что называется, вышли в люди. Ника снимает ее. Месяца три, как уехала в Крым. Кстати, странно: она давно должна была вернуться.

– Куда именно она отправилась?

– Секундочку. Ай, ай… Ну-да, Данила-мастер! В Ай-Даниль. Какой-то пансионат или санаторий, по путевке.

Интересно, до пожара или после?

– Не помните точно, какого числа?

– Разумеется. Это было второго ноября, у дочки как раз начались каникулы.

На другой день после пожара, буквально, через несколько часов.

– Вы видели ее в тот день?

Это был вопрос, решавший все. Если бы она сказала «да», мой роман с действительностью был бы закончен.

– Да, – сказала она и вдруг закашлялась. В эти мгновения я пережил многое…

– То есть, что же я вру? Я забыла. Она оставила записку.

– Почерк принадлежал именно ей?

– Да. Впрочем… Я не очень-то знаю ее почерк.

– Записка не сохранилась?

– Нет, конечно. Извините, мне надо поухаживать за цветами.

Мы прошли в комнату. Ничего особенного: неприбранное жилище одинокой женщины – поперек кровати банный халат, на стуле – скомканные черные колготки… И вдруг мое сердце забилось, я ощутил резкий спазм в гортани, будто подавился недожеванным куском. Комната медленно пошла вкруговую, явно демонстрируя нелепость, фальшь, мультипликационность окружающей среды…

И в центре этого кружения я увидел Марину.

Чуть склонив голову вниз-набок, как-то странно, незнакомо улыбаясь, безуспешно пытаясь подражать леонардовской шлюхе, она смотрела на меня, то есть, в объектив, то есть – на каждого желающего. Фотография была самой верхней в пачке, лежавшей на журнальном столике. Я взял пачку в руки и принялся рассматривать, тасуя, словно колоду карт.

На фотографиях были запечатлены крупные планы девичьих лиц. Всего их было одиннадцать, словно кроме существующих четырех мастей появились еще какие-то семь. Все они чуть наклонили головы вниз-набок, как-то загадочно улыбаясь – моны лизы – и по отсутствию воротничков было видно, что они либо глубоко декольтированны, либо… На лбу у меня выступила испарина. Следующая серия подтвердила мою догадку. Те же девушки – и среди них Марина – были сняты уже поясным планом, взятые чуть ниже пупков: у всех как на подбор крупные груди, и было видно, что для пущей выразительности они искусственно вызвали у себя эрекцию сосков.