Пётр Михеев - Психология греха

- Слушай, у меня идея! – лицо первого доктора приняло комическое невинное выражение. – Давай скажем, что ему после операции обязательно надо провериться, чтобы быть уверенными, что он случайно ничего не сделает и не повредит себе? Я думаю, что никто не будет против, и тогда ему придётся сходит туда. А там уже твой психиатр разберётся с его настоящей проблемой.

Они не говорили имени. Но Виктория подумала, что другого кандидата и быть не может. Этим будущим психиатром был никто иной как Кинг, её бывший муж. Он лечил Возира. Точнее, лечил в том случае, если всё, что она сейчас видела, было правдой.

- А ну-ка повтори, что ты сейчас сказала?! – бешенно выкрикнул Возир. Виктория не успела сообразить, что произошло. Она больше не стояла в больничной палате. Вокруг неё была обычная обстановка обычного дома. Только что-то странное творилось в этой, на первый взгляд, обычной семье. Двое, напуганные до смерти, мама и дочь, прижавшись друг к другу, как два котёнка, сидели на диване и смотрели на ходящего взад-вперёд свирепствующего мужчину, размахивающего чёрным револьвером. Сейчас он был более похож на того, которого Виктория встретила в Торлине.

- Я... – женщина, должно быть, жена Возира, дрожала от страха, - я ухожу от тебя. И забираю дочь с собой.

Возир нервно щёлкал курком револьвера, который был пуст. Он смотрел в пол, отчего казался ещё страшнее:

- Вот как. И почему ты хочешь это сделать?

- Потому что ты не изменился, Возир, - срывающимся голосом ответила жена. Сколько боли было в этом голосе. Что им пришлось пережить? – Ты обещал, что всё будет по-другому. Вспомни, когда ты ездил к тому психиатру, всё и правда казалось лучше. Но когда твои посещения закончились, ты опять вернулся к старому. Опять объедаешься, пьёшь...

- Ты что, мне ещё указывать будешь?! – прикрикнул Возир. Пятнадцатилетняя дочь крепко ухватилась за руку матери. Ещё никогда отец не был таким бешенным, хотя и раньше немалое приходилось терпеть.

- Ну вспомни, - взмолилась жена. Она уже не могла сдерживать слёзы. Как тяжело любить мужчину, которому этого не надо, - вспомни, какие осложнения у тебя были после операции. Разве ты вытерпел всё это зря? Разве хочешь вернуться к себе такому, каким был раньше?

- Дура! – взревел муж, кинув револьвер в картину, которая мигом слетела со стены и разбилась на полу. – Ты даже не представляешь, в какой агонии я пребываю! Она никуда не исчезла. Я окутан огнём! У меня голод! Такой же самый, какой был и в начале. Нет никакого смысла терпеть! Всё было бы проще, если бы я не противился этому зову! Как раньше! Я чувствовал себя живым, а сейчас я чувствую себя так паршиво!

- Почему ты думаешь только о себе? – сквозь рыдания произнесла жена. – Ты думаешь, мы не чувствуем агонии? Нам с дочерью досталось намного хуже, чем тебе. И это никогда не прекращается! Мы стольким пожертвовали для тебя! Я ведь только одного от тебя прошу! Не возвращайся к прошлому, борись!

- Как же ты меня достала! – воскликнул Возир и агрессивно кинулся к жене, которая в приступе ужаса закрыла голову руками. Опять. Опять он будет её бить.

Дочь, инстинктивно желая защитить мать, подпрыгнула и толкнула отца, что есть сил. На самом деле, сил этих не хватало, чтобы здоровенный мужчина что-либо почувствовал. Но выброс адреналина в кровь увеличил её силы в стократ, поэтому мужчина пошатнулся и упал вбок, как раз на низкий стеклянный столик, где стояли электронные часы с радио, подключенные к сети. Рукой Возир вдавил прямо в эти часы, разбив и их, и сам столик. Раздался звук освободившегося из своего обиталища так опасного для человека электрического тока. Возира оглушило, и он какое-то время не мог сообразить, что же с ним случилось.

Он приподнялся на локтях. Тяжёлую голову тянуло к земле, но гнев, тихо накапливавшийся внутри, помогал держаться. Жена, округлив глаза, смотрела на мужа. Дочь стояла как вкопанная, держа ладошки у рта, с ужасом понимая, что пощады ей не будет.

- Вон, - как-то сдержанно произнёс Возир. – Вон из моего дома. Чтобы глаза мои вас больше не видели. Иначе клянусь, я пристрелю вас из собственного револьвера!

Второго раза повторять не пришлось. Мать быстро встала с дивана и взяла за плечи дочь, которая до сих пор стояла неподвижно, не веря, что наказание обошло её стороной. Матери пришлось несколько раз сказать дочери «пойдём», пока та наконец сдвинулась с места. Они вышли из комнаты. Через несколько секунд раздался хлопок входной двери, по которому Возир определил, что в доме кроме него теперь уже никого не было. Он спокойно встал и подошёл к противоположной стене, где среди осколков стекла от рамки картины валялся револьвер. Он поднял оружие, с которым почти никогда не расставался: барабан револьвера ещё никогда не вмещал в себе настоящей пули. Возир держал его при себе только для отпугивания. Но он чувствовал. Чувствовал, что пришло время снабдить чёрный предмет, предназначенный для обряда смерти, шестью пулями. Не будет милости тем, кто заслуживает получить себе пулю в лоб.