Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2

Ни один из нас ни словом не упомянул и не обмолвился об этой ночи. Возможно, Элен решила, что в этом месяце ничего не случится или что я научился лучше контролировать свое состояние. А может… мне дьявольски неприятно писать про это, но ведь подобная возможность остается… может, жена полагает, что я про все забыл и что все это лишь плод моего воображения? Не знаю. Она вела себя так, будто все время хотела спросить о чем-то, но так и не спросила. Надо будет хорошенько обдумать это… позднее, когда мысли прояснятся. Мой мозг все еще словно объят пламенем, я неспособен думать ни о чем ином, кроме случившегося той ночью… я все еще вижу ее лицо… все, что я могу сделать, это без конца чистить зубы и выковыривать грязь из-под ногтей.

Рубашку, однако, пришлось сжечь.

Об этом написано во всех газетах!

Подобная мысль даже не приходила мне в голову. Наверное, тревога и смятение настолько сильно охватили меня, повергнув в пучину мыслей о самом себе, что я напрочь позабыл об окружавшем меня мире. Естественно, все оказалось на первых полосах газет, хотя описали они все совершенно неверно!

Когда я спустился к обеду, Элен уже положила газеты на стол. Сложены они были так, чтобы в глаза сразу бросались заголовки статей. Она старалась не смотреть на меня, пока я читал.

Это и к лучшему, поскольку не знаю, смог бы я сдержать гнев и боль, охватившие меня. Ведь любой, даже самый сильный человек, способен лишиться самообладания. Уверен, жена знает меня именно таким, и остается лишь надеяться, что она сама поймет, как эти газетчики все переврали. Они изобразили все в гораздо более мрачном свете, нежели было в действительности, хотя, следует признать, реальная картина была весьма тягостной.

Они называют это делом рук сумасшедшего! Сумасшедшего! Жонглируют зловещими словами, а сами гоняются за мерзкой сенсацией, употребляют самые жесткие термины, не скупятся на гнусные выражения и приводят самые отвратительные детали.

И во всех газетах это преподносится как деяние некоего безумца. Между тем от газет требуется объективно подавать факты, а отнюдь не формулировать всякие теории, в которых они ничего не смыслят. Но нет же, они, похоже, настолько озабочены погоней за тиражами, что готовы писать любые пошлости, которые только взбредут им в голову.

Что за дьявольские изверги эти журналисты! Надо же, написали, будто преступление совершено на сексуальной почве! Это самое ужасное. Буквально все газеты написали, что девушка была обесчещена! Это ранит меня в самое сердце. Они зашли так далеко, что написали, будто одежда на ней была разодрана в клочья, бедра — сплошь исцарапаны, живот — вырван и превращен в сплошное месиво, что блузка с нее сорвана, белье превращено в лохмотья, а личные вещи исковерканы! Все факты подобраны с таким расчетом, чтобы создавалось впечатление, будто ее изнасиловали. Они не понимают, что если человек сопротивляется так, как она, то одежда просто не может сохраниться в целости и сохранности? Или у них не хватает фантазии и сообразительности ни на что, кроме сексуального мотива, и потому они готовы как угодно исказить факты, лишь бы продать побольше газет?

Я буквально взбешен! Меня переполняет ярость при одной мысли о том, что газеты могут проявлять подобную безответственность! А публика… ужасная публика… надеяться поднять тиражи за счет публикации скандальной лжи! Что случилось с нашим обществом, если мужчины и женщины наслаждаются, читая такое? Да разве может больной человек надеяться на выздоровление, если он существует в подобном окружении? Все это меня не просто обескураживает — я теряю надежду.

Газеты лежат у меня в комнате, похожие одна на другую. Заголовки немного отличаются, но суть остается та же. От «Сумасшедший растерзал девушку в лесу», «Злодейское убийство на сексуальной почве» до «Растерзанный труп на Любовной тропе» . И нигде, ни в одной газетенке не высказывается предположение, что речь может идти о сугубо физическом заболевании. Они что, ослепли все? Боятся посмотреть правде в глаза? Или предпочитают иметь дело с душевнобольным, а не с невинным? Что я могу с этим поделать?

Мне приходила в голову мысль написать во все эти газеты, объяснить, как все произошло на самом деле, а заодно обрисовать сущность моего недуга. Разумеется, они бы с готовностью напечатали мои письма — опять же, чтобы поднять тиражи своих газет, — но кто может поручиться, что они не внесут в них никаких изменений и ничего не вычеркнут? Убежден, они постараются вытравить все следы правды, поскольку я уже успел убедиться, что верить им никак нельзя. Вот бы было хорошо, если бы редакторы всех этих скандальных газетенок посидели со мной в одной комнате… запертые в камере в ту самую ночь, когда все это происходит. Хотел бы я посмотреть, как изменятся их лица, когда они узнают правду, когда осознают, насколько порочны, злобны и лживы их публикации. Тогда бы я смог показать им все, чтобы преподнести урок правды и одновременно проучить, чтобы они пострадали за свои ошибки. Возможно, это не было бы настоящим наказанием, но они заслужили его. Они бы…