Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2

Снова и снова оглядываясь на минувшие события, я вспоминаю, как собравшиеся внутри сверкающего храма верующие демонстрировали по отношению к этой молодой женщине благоговейное почтение, смешанное со страхом. Когда вся эта бедная публика расступалась перед ней, быстро отводя взгляды и образовывая живой коридор в толпе, я думал, что причиной этого является весьма простое обстоятельство: экскурсовод привела в храм богатого иностранца. Молящиеся быстро клали перед статуей богини купленные тут же у входа в храм гирлянды цветов и уходили; в результате довольно скоро мы остались почти в полном одиночестве. Именно тогда я впервые заметил выражение лица моей спутницы при виде скульптуры богини, обратил внимание на ее особую сосредоточенность, напряженность, благодаря чему она и сама стала чем-то походить на своего кумира. Да, пожалуй именно тогда меня впервые посетила мысль о том, что в моей спутнице было что-то необычное.

Богиня, супруга Шивы-Разрушителя, одного из богов, входящих в священную индуистскую троицу, представляла собой поистине чудовищное творение. Трехглазая, четверорукая, покрытая золотой краской, почти полутораметровая статуя с зияющим ртом и торчащим из него языком изображала Кали, танцующую на трупе человека. Тело ее обвивали кольца металлических змей, серьги были похожи на мертвецов, а ожерелье представляло собой нить с нанизанными на нее черепами; лицо и груди были покрыты чем-то кроваво-красным. Две из ее четырех рук сжимали соответственно меч и отрубленную голову, тогда как две другие причудливо изогнулись как бы в мольбе и желании защититься. Как ни странно, но Кали в самом деле была богиней материнства и одновременно — разрушения и смерти.

Увидев этот странный образ, я испытал смесь различных чувств: отвращения, любопытства, возбуждения и, пожалуй, страха. Переведя взгляд на свою спутницу, я заметил, что лицо ее выражало все ту же подчеркнутую, явственную напряженность, что бы она ни чувствовала в глубине души. Взгляд, который она устремила на загадочную богиню, отличала сильнейшая сконцентрированность, словно в данный момент для нее не существовало ни меня, ни молящихся, ни всего остального мира. Могло сложиться впечатление, что Кали-женщина словно породнилась, слилась с Кали-богиней, сплавилась с ней в единое целое, воплощенное в этом роскошном и сияющем храме, окруженном миазмами, грязью и нищетой.

Полагаю, что мы так и стояли бы там вплоть до сегодняшнего дня, не сделай, я движения по направлению к выходу. При первых же моих словах она очнулась от транса — по крайней мере отчасти, пробормотала что-то на хинди, обращаясь к богине, после чего неохотно повела меня наружу.

— Как она прекрасна, — сквозь зубы тихо произнесла женщина, даже не глядя на меня. Даже ее голос сейчас звучал как-то отрешенно, словно она говорила сама с собой. — И как могущественна.

— Хотя это и выражается в довольно странной форме, — не удержался я.

Лицо Кали хранило все то же странное, отрешенное — а может, божественное? — выражение.

— А сейчас мы посмотрим процедуру жертвоприношения, — сказала она.

Произнеся эти слова, она словно забыла про мое существование и пошла через территорию храма к окружавшей его стене. Я шел следом и думал о том, что сама она, вероятно, приходит сюда ежедневно, независимо от того, есть у нее турист, которого надо сопровождать, или нет.

В тот момент я искренне считал, что мой интерес к процедуре ритуального заклания козла носит сугубо интеллектуальный, но отнюдь не эмоциональный характер, и уж, конечно, в нем не было даже намека на патологическое, болезненное влечение — разве что меня охватил тот же интерес, который толкает массу людей к месту автомобильной катастрофы. Но получилось так, что даже сейчас, спустя несколько недель, тот же кошмар продолжает изводить меня. Как ни странно, но из всех достопримечательностей Калькутты, которые я мог в то утро осмотреть в обществе Кали, я выбрал именно жертвенное убийство пяти козлов, совершенное во имя богини.

Из расположенного неподалеку небольшого загона привели пятерых молодых, отчаянно блеющих и вращающих от страха глазами животных, которые шли друг за другом. На мужчине, который привел их, была забрызганная кровью одежда; даже его небритое лицо хранило на себе следы алых пятен, напомнивших мне о пурпурных отпечатках бетеля, оставленных на калькуттских улицах любителями жевать этот орех. Козлов придерживали специально предназначенные для этого священнослужители. В то солнечное утро я увидел, как животных одного за другим расположили в особых деревянных загончиках — по одному в каждом, так что наружу торчали лишь их головы, которым предназначалось вскоре пасть под ударами кинжала или сабли. Ноги животных были туго связаны. Священнослужители начали читать каждому из них молитвы на хинди.