Марат Хабибуллин - Аваддон

Илларион приподнялся на локте и увидел, что лежит на постели у себя на квартире, в спальне. Спиной к нему сидела мать. Илларион тихо окликнул её. Услышав за спиной голос сына, Анна насторожилась и обернулась. Крик вырвался из груди женщины, едва она взглянула на сына, который неожиданно воскрес.

- Илларион? – перекрестилась перепуганная женщина и, вскочив со стула, попятилась назад.

- Не бойся мам, это я твой сын Илларион, - весело говорил парень, спускаясь с постели на пол, - я бессмертен, я никогда не умру.

Но Анна была в шоке и не слушала сына. В спальню вошли встревоженные криком Анны, Никифор, и Людмила с мужем. Они стали свидетелями воскрешения парня, которое произошло так неожиданно. Впервые люди видели воскресшего человека, который совсем недавно был трупом. А теперь этот мертвец, ходит, говорит, будто и не умирал, а так задремал на часок. Это невероятное происшествие, не подходило ни какому разумному объяснению.

- Но это невозможно, - тихо произнёс Никифор, - ты же мёртв. Не знаю кто ты, но ты не сын мой.

Парень, страшно волнуясь, рассказал им про свою встречу с интуристом Велимиром Вагнером. Но скрыл убийство Даши, объяснив своё воскрешение чудом.

- Вот так, ты видишь, я жив, папа, и теперь, стало быть, буду жить вечно, - закончил рассказ Илларион.

- Брешешь окаянный! – рассердился Андрей, - не может сын божий жить вечно.

- Я нарушил Законы Мироздания, чтобы жить, не думая о смерти. Поймите же меня, и примите в новом рождении. Это чудо! Этого пожелал сам Бог.

Илларион в надежде на прощение взглянул на окружающих. Но люди не веря своим глазам, глядели на Иллариона.

- Я знал и любил сына своего Иллариона, - сказал мрачно отец, - а ты, демон убирайся прочь.

- Я не демон, папа, я сын твой…

Но в эту минуту все с ужасом заметили, что с Илларионом, происходит нечто не человеческое; глаза приняли красный кровавый оттенок, пальцы превратились в когти, лицо осунулось, стало бледно-мраморное, во рту выросли звериные клыки. И это странное чувство голода, вовсе оставило его в изумлении – жаждал организм не домашней кухни, а убийственное желание, вновь испить человеческой крови. Парень вспомнил, как Вагнер говорил, что бессмертие не приносит радости и счастья, вся жизнь станет адом. С ужасом Илларион осознал, что сделал большую глупость, послушав Вагнера; убив Дашу, он не только продал душу Дьяволу, но и обрёк себя на вечное страдание, в облике монстра. Поздно он раскаялся, слишком поздно!

- Господи, Никифор, твой сын продал душу Сатане, - пролепетала в ужасе Людмила, и убежала прочь, выкрикивая, - Господь, сохрани наши души от деяний лукавого.

Андрей перекрестился и ушёл вслед за женой.

- Что же ты натворил, глупец? – строго обратился Никифор к сыну, - нет, сатана не подходи ко мне…

- Папа, мама, умоляю, простите меня – взмолился Илларион, с мольбой глядя на родителей, в глазах блеснули росинки слёз, - я хотел стать бессмертным, я не знал, чем всё это обернётся. Ах, пропади оно всё пропадом! А Вагнер, он чёрт, ах как же я сразу не догадался, что предо мною бес. Я уверен не Божьим соизволением, а Дьявольским…

- Бог покарал тебя, - мрачно сказал Никифор, - уходи!

- Молю о прощении, молю! – упал на колени Илларион, схватив отца за руку.

- Мой сын умер, а ты нелюдь убирайся прочь, - крикнул отец, оттолкнув от себя чудовище.

Илларион обнял за ноги мать и, омывая её стопы слезами, умолял:

- Прошу прости! Не гони ты меня, мама. Я же сын твой Илларион.

Анна молча рыдала, не решаясь прикоснуться к сыну-монстру.

- Уходи! – огрызнулся Никифор, указав на дверь.

- Я никуда не пойду, - отвечал Илларион, поднимаясь на ноги, - это мой дом.

Никифор рассвирепел и, схватив швабру, которая стояла в углу, ударил Иллариона по спине.

- Уходи, сволочь, сатана проклятый! – прорычал Никифор.

Запыхаясь от гнева, он бил Иллариона, вкладывая всю злобу в свои удары. А Илларион лежал на полу и, прикусив губу, тихо терпел боль, ибо не смел, ударить любимого отца. Никифор прекратил бить, когда швабра разлетелась на куски.

- Проклятый сатана! Зачем ты овладел духом нашего сына? Уходи, сволочь, губитель души божьей, - в гневе вскричал Никифор, схватив Иллариона за шкирку, он швырнул его к двери, - уходи!

Илларион грустно поглядел на родителей. Лицо его было мокро от слёз, кровавые губы тихо вздрагивали.

- Я за всё прощаю тебя, отец.

Он ещё надеялся на последнее, что оставалось в его грешной душе – надежда на прощение родителей. Но один суровый вид отца, напуганное до смерти бледное лицо матери, говорили о том, что прощения не будет… никогда.