Составитель Сергей Чекмаев - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову

– В чью голову, товарищ лейтенант?

– Гм, – смутился тот. – Разговорчики. Разберетесь по ходу. Вообще, вы оба будете не стрелять, а грести. Ясно?

– Так точно, – ответил Леха.

– Никак нет, – перебил его Антон.

– Вот и ладно, – одобрительно кивнул лейтенант. – Двинули.

В густеющих сумерках они пробрались через перелесок, раздвигая руками тесно сплетенные ветки орешника, оскальзываясь на влажном мху, спустились в низину. Под ногами зачавкало.

– Харитоныч! – позвал лейтенант, озираясь.

За высокими деревьями солнца уже не было видно. На фоне темнеющего неба огромные елки казались абсолютно черными. Не живыми, а будто вырезанными из жести угольного цвета. Но если долго вглядываться, становилось понятно, что на самом деле все не так. В действительности небо было вроде дряхлой пыльной тряпки, натянутой на пустоту. А прорези в этой тряпке, откуда дышала холодная и бесконечная чернота, просто казались похожими на елки… Антон задохнулся, тщетно пытаясь отвести взгляд от черноты, которая будто затягивала его в себя, выворачивала наизнанку – наружу слабым, теплым, беззащитным; жадно выпивала дыхание, биение сердца, душу…

За деревьями истошно и отчаянно прокричала какая–то птица. Антон дрогнул, моргнул – жуткая чернота опять обернулась просто густым еловым лесом с запахом влажной хвои, поскрипыванием и шелестом веток… Антон вцепился пальцами в автомат – прикосновение холодного металла успокаивало. «Фу–ты ну–ты, городской житель», – подумал он, усмехаясь с досадой и облегчением.

– Тута я, Петр Егорыч, – в кустах затрещало и зашуршало, и из них выбрался Харитоныч – темная, скособоченная тень.

– Приготовил? – строго спросил лейтенант.

– А то как же, того–этого. Обижаете старика, чего ж я не могу…

– И вторую приготовил?

– А как же. Все, как велели. Сутки, почитай, не емши, не пивши, того–этого, а договоренности наши – как штык…

– Ну, пойдем.

– Дык, луна выйдет, того–этого, и значит…

– А не поздно?

– Не, Петр Егорыч, самое оно. Чего мы, первый раз, что ли?

– Ну ладно, – вздохнул лейтенант. – Ждем, – и уселся на поваленное дерево.

Харитоныч, кряхтя примостился там же – на почтительном расстоянии от офицера.

– Закурить бы, – неопределенно и мечтательно сказал он.

Лейтенант хмыкнул.

Через минуту в темноте замерцало два огонька, потянуло табачной дымной горечью.

– Левитан, Глуховской? – предложил лейтенант.

– Спасибо, товарищ лейтенант, – ответил Антон.

– Режим?

– Для легких вредно.

– Ишь, беда, того–этого. Болеете, соколики? – сочувственно поинтересовался Харитоныч.

– Спортсмены они, – сказал лейтенант.

– А, ну да. Того–этого, – с еще большим сочувствием согласился дед.

– Харитоныч, – помолчав, спросил лейтенант. – А вторая–то пойдет?

– Ну… почему не пойти… Того–этого. Может, и пойдет. За первой–то. А может, и нет…

– Плохо, – лейтенант резко раздавил окурок – искры прянули в разные стороны. – Не успеем.

– Не успеем, того–этого. Оне, Петр Егорыч, каждый раз все медленнее. Как что цепляет.

– Дальше–то что? – совсем тихо и почему–то беспомощно спросил лейтенант.

– А ты помолись, Петр Егорыч. – Огонек сигареты вспыхнул, освещая лицо старика, и в этот миг в алом дрожащем огне оно вдруг показалось вырезанным из дерева. Величественным и мудрым, как лик святого старца или мученика на потемневших от времени иконах. И голос был не голосом Харитоныча, а гласом этого самого древнего старца. – Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит…

Антону стало жутко, мурашки царапнули холодом позвоночник.

«Они здесь психи все, – подумал Антон. – А лейтенант этот еще и вооружен. И лес вокруг незнакомый…»

– А вы, соколики, – спросил дед. – веруете во что?

– Мы, – неожиданно отозвался Леха, и по его голосу Антон решил, что тот зло усмехается, – мы веруем преимущественно… в зарю коммунизма.

– Вот, в этом и беда.

– Ты что, Харитоныч? – удивился лейтенант.

– А ты меня, Петр Егорыч, не пужай. Я пуганый. И не об том я. Ежели б вы, соколики, того–этого, веровали истинно… хучь в святых угодников, хучь в зарю коммунизма… оно, ить, без разницы…

– Ты что, Харитоныч?

– Заладил. Ты, конечно, Петр Егорыч, у нас политически грамотный, и вон даже про африканских голодранцев умеешь жалостливо объяснять, но вот скажи… Сильно тебе она сейчас помогает, твоя грамотность?