Составитель Сергей Чекмаев - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову

– Пожар, – вслух удивился появившийся на пороге комнаты Димка Юреев.

– Сортир горит, – сказал Иван Панин, по стенке продвигаясь к веранде.

– Это я его поджег, – сказал Коля Карнаухов. Он задыхался, голос его дрожал. – Я поджег… Чтобы светло было…

В крохотном тамбуре, отделяющем мужскую комнату от прочих помещений барака, на несколько секунд сделалось тесно. Парни толкались, торопясь вместе пролезть на веранду через узкий проем. Вовка уже не кричал, понимая, насколько смешно выглядит со стороны его испуг; он пытался подняться на ноги, но не мог в общей сутолоке – его пихали, об него запинались, под его рукой каталось ведро, его ноги запутались в одеяле.

– Мне кажется, это они… – сказал, откашливаясь, Коля Карнаухов. – Те парни из трактора… Я едва мимо них проскочил.

– Там действительно кто–то есть, – сообщил Иван Панин, первым встав у окна веранды. – Вольдемар, дай сюда фонарь!

– Дверь! – забеспокоился Коля. – Дверь надежней заприте! Я только крючок накинуть успел!

Луч фонаря скользнул за мокрое стекло, ткнулся в заросли сирени. Разглядеть что–либо сквозь дождь было непросто.

– Вон! Вон! – завопил Серега Цаплин, напряженно всматривающийся в ночную мглу, лишь чуть разбавленную пожаром. – На тропинку трое вышли!

– Вижу, – подтвердил Иван.

– Справа от крыльца один. За кустом, – сообщил Миха Приемышев.

– У кочегарки вроде бы двое, – сказал из дальнего угла веранды Димка Юреев.

– И у туалета они наверняка есть! – почти закричал Коля Карнаухов. – Я слышал, они там кругами ходили!

– Человек десять, – прикинул Иван.

– Может, уйдут? – предположил перепуганный Димка.

– Конечно, уйдут! – хмыкнул Серега. – Только прежде пару челюстей сломают.

– Силы примерно равны, – заметил Иван.

– У них цепи наверняка при себе, – сказал Серега. – И ремни солдатские со свинцом в пряжках. Кастеты. А у нас что?

– У меня – вот! – сказал Миха Приемышев, показывая на ладони свою «финку».

– Нож убери, – посоветовал Коля.

Миха спрятал «финку» в голенище сапога – и вовремя. На веранде, держа в одной руке зажженную керосиновую лампу, появился заспанный Борис Борисыч в черном трико с вытянутыми коленями и длинной мятой рубахе. Из–за спины доцента выглядывали девчонки – Света и Марина.

– Что тут происходит?! – рявкнул Борис Борисыч, забавно шевеля бровями.

На короткое время в бараке установилась полная тишина – только дождь шумел и было слышно, как тихонько потрескивает коптящий фитиль керосиновой лампы.

– Там местные, – нарушил общее молчание Иван Панин.

– Деревенские пришли, – тут же добавил Серега Цаплин.

И все загалдели наперебой, задвигались.

– Тихо! – крикнул доцент Борисыч, вешая керосиновую лампу на крючок над столом. – Тихо, ребята! – Он поднял руки, искоса глянул в запотевающее окно и ничего, кроме размытых всполохов пламени, за темным стеклом не разглядел. – Вы уверены, что там кто–то есть? Почему там огонь?

– Есть! – крикнул Коля Карнаухов. – Это я… – Он запнулся. – Это они туалет подожгли!

– Они на улице, – спокойно сказал Иван. – Человек десять. Что нам делать, Борис Борисович?

– Только не драться! – Доцент подошел к окну, ладонью стер со стекла испарину. – Дмитрий!

– Что, Борис Борисович? – Все заметили, как сильно вздрогнул Димка Юреев.

– Вы зайдите в мою комнату, найдите на столике пробки и вверните их в щиток.

– Хорошо.

– Девочки, немедленно вернитесь к себе и запритесь.

– Да, Борис Борисович, – кивнула Марина Хадасевич и, ухватив Светку под локоть, потянула ее за собой.

– Дайте мне фонарик и откройте дверь.

– Зачем, Борис Борисович?

– Я с ними поговорю. Не переживайте, все будет нормально. Мне не впервые приходится общаться с такими компаниями.

– Может, мы с вами выйдем?

– Нет. Будет лучше, если вы все вернетесь в свою комнату.

– Но если?..

– Никаких «если»!

Борис Борисович подтянул трико, почти вырвал фонарик из рук Вовки Демина и широким твердым шагом направился к двери.

– Там же дождь! – крикнул ему в спину Миха Приемышев.

– Дождь не дубина, – сказал доцент и, откинув кованый крючок запора, выдернув ножку стула из скобы дверной ручки, вышел на улицу.

* * *

Иван Панин придерживал рукой дверь, не позволяя ей закрыться, и смотрел, как в ночном дожде тонет их руководитель. Пять, семь, десять шагов – и светлая рубаха доцента, промокнув, потемнела, слилась с ночью, и вот уже только мутный световой круг пляшет на тропинке, ведущей к полыхающему туалету, и кажется, что фонарь несет человек–невидимка из романа Уэллса.