Олег Крюков - Отдел по расследованию ритуальных убийств

Голубое небо и он, взлетающий в вышину. Сильные руки отца высоко подбрасывают его, трёхлетнего. Замирает сердце, восторг от свободного полёта вместе с дыханием врывается в лёгкие. Черты отцовского лица размыты, но зато он чувствует запах, когда его тельце крепко подхватывают и прижимают к широкой груди.

Яркая зелень листвы с красными вкраплениями ягод. Ласковые руки матери, пахнущие малиной. Глеб ест прямо с её ладоней. Поднимает светящееся радостью лицо, и видит испуганные глаза.

- Глеб, мне страшно!

Вспомнил! Он вспомнил. Безжизненные глаза, гладко выбритый череп, вылетевшую из шприца иглу, после которой наступила беспросветная и безграничная тьма. Которая его сейчас и терзает.

- Глеб, мне страшно!

Серые глаза с испугом смотрят на него. Лиза! Она тоже в опасности!

Скрипя зубами от боли во всём теле, он начал подниматься с холодного каменного пола.

- Помилуйте, Михаил Константинович, на дворе двадцатый век, а то, что вы изволите говорить – форменное мракобесие!

- И вас, милостивый государь, поразила язва либерализма!

- Я буду руководствоваться исключительно фактами. И на их основе делать следственные выводы. А сейчас позвольте откланяться, меня ещё ждут дела.

Генерал Дитерихс холодно кивнул. « Глупец и мальчишка», - раздражённо подумал он, когда дверь закрылась. Это не обычное преступление. Это событие, которое перевернёт всю последующую историю. Тут одними следственными выводами не обойтись.

Генерал встал и подошёл к раскрытому окну. Город жил своей обыденной жизнью, если жизнь в такое смутное время можно назвать обыденной.

Он инкогнито прибыл в Екатеринбург, чтобы лично встретиться с судебным следователем, которому поручено вести следствие по делу об этом страшном и подлом убийстве. Сергеев показался ему безынициативным, и не очень умным человеком. Вряд ли он являлся кандидатурой лучше Намёткина, но сейчас выбирать собственно было не из кого. К тому же его утвердила коллегия окружного суда.

Генерал был убеждённым монархистом и сейчас его интересовал ответ на один вопрос: остался ли хоть кто-то из царской семьи, чтобы единственная в России легитимная власть могла продолжиться?

В дверь постучали.

- Ваше превосходительство, - голос с лёгким акцентом принадлежал адъютанту Свободе, - к вам посетитель.

- Чего стоит, поручик мой инкогнито, если по прошествии двух часов после прибытия меня начинают одолевать ходатаи? Что, кто-нибудь из окружения Войцеховского проговорился?

- Это… священник, - пожал плечами адъютант.

- Приглашайте, - вздохнул генерал.

В кабинет вошёл отец Георгий.

- Чем обязан?

Михаил Константинович сделал шаг навстречу вошедшему, всматриваясь в лицо.

- Позвольте, я вас где-то встречал. И уж точно не в церкви.

- В Николаевской Академии , - подсказал генералу священник.

- Вы у нас разведку и контрразведку читали…

- Прошу вас, никаких имён! У нас мало времени, генерал, чтобы предаваться воспоминаниям. Вы, я слышал, скоро отбываете из города.

- Чем могу быть полезен?

Генерал жестом предложил посетителю сесть.

- Я знаю, вы прибыли сюда, чтобы лично ознакомиться с первичными материалами этого злодеяния. Вы были в доме Ипатьева?

- Совсем немного. Поймите, мне было тяжело.

- Я понимаю, - посмотрел на него отец Георгий. – Но и вы поймите. Время работает против нас. Если вам интересно, я могу изложить свои наблюдения от посещения этого страшного места.

- Интересно? – горько усмехнулся Дитерихс. Это, сударь мой, жизненно необходимо. Не только для меня, но и для всех людей, которым дорога Россия.

Отец Георгий достал из кармана рясы свой блокнот и аккуратно положил его на стол.

Следователь Сергеев вышел на распаренную августовской жарой улицу. Уже полдень, а дел сегодня невпроворот.

Нанятая на день пролётка с извозчиком ждала его в тени дерева.

- В суд! – коротко бросил он.

Окружной суд располагался в красивом доме мавританского стиля на самом берегу Исети. Дом этот несколько лет назад продал городской управе инженер Севастьянов.

Когда через полчаса они подъехали к особняку, у парадного входа следователь увидел группу людей в чёрных длинных лапсердаках и ермолках покрывающих головы.

« Началось, - подумал он. – Местное еврейство озабочено убийством бывшего императора и боится возможных погромов». Всё это не было лишено оснований, по городу ползли слухи, что «жиды замучили царя и семью».