Вадим Смиян - Пушкинский вальс

Владислав Георгиевич не спешил. Он нарочито сторонился этой глубоко провинциальной публики, будто опасался ненароком сделаться ее неотъемлемой частью. Пусть себе ломятся…Однако когда в числе аутсайдеров Владислав Георгиевич величественно поднялся по ступеням заднего входа, то к своему удивлению обнаружил, что все места оказались заняты. Салон был свободен, и только несколько неторопливых пассажиров притулились к окнам или ухватились за верхний поручень. Остальные, более расторопные, довольно расселись по сиденьям, удобно устраивая на коленях свою поклажу. Владислав Георгиевич недоуменно передернул плечами и, пройдя в салон, взялся за поручень. Ему хотелось смотреть в окно, узнавать родные места, и делать это сидя было бы удобнее…но ничего не поделаешь! Придется постоять с тяжеленным саквояжем в руке… Неожиданно за спиной у него раздался чарующий голосок:

- Вы хотели присесть? Пожалуйста, садитесь!

Владислав Георгиевич удивленно обернулся. Перед ним стояла тоненькая девочка лет шестнадцати в простой синей кофточке с хозяйственной сумкой в руке, с которой, наверное, хаживала в магазин еще ее бабушка. Белобрысенькая, немного веснушчатая, девочка смотрела на заезжего столичного жителя голубыми ясными глазами, излучавшими бесконечную заботу. Владиславу Георгиевичу вдруг сделалось по-настоящему стыдно.

- Ну что вы, миленькая, - тепло отозвался он с отеческой улыбкой на устах. – Ради Бога, сидите…я достаточно насиделся в поезде, так что с удовольствием постою, да и ехать не слишком далеко…

Девушка не стала повторять приглашение и опустилась на освобожденное было место, а Владислав Георгиевич уставился в окно, чувствуя, что быстро краснеет. Ему казалось, что он притягивает к себе осуждающие взгляды, хотя он понимал, что это все полнейшая ерунда.

« Вот ты, Владик, и дожил, - мысленно сказал он себе. – Вот уже и девушки место в автобусе уступают…Я еще поглядываю на них как мужчина, а они на меня – как на дедушку. Какая прелесть…» И от этой мысли вдруг сделалось очень больно. Приехав в родной городок – провинциальный, тихий и такой милый, - он уже успел ощутить себя все тем же мальчишкой, что жил здесь много лет назад, успел почувствовать, как улетучиваются прожитые годы и расправляются грудь и плечи, и вот – юная девушка, почти ребенок, движимая самыми добрыми чувствами, своим предложением так резко и жестко разрушила эту сладкую иллюзию…Как жаль! В Москве Владислав Георгиевич ничего подобного не ощущал. Может, потому, что в столице он давно уже не чувствовал себя молодым. А может, оттого, что в столичном транспорте никто и никогда места ему не уступал. И это было так естественно, что он и представить себе не мог, что когда-нибудь будет иначе.

Между тем автобус тронулся, чего Владислав Георгиевич за своими невеселыми мыслями и не заметил, и уже быстро мчался по пригородной улице, что вела от станции в городской центр. За окном мелькали дачные домики, дощатые заборы, за которыми поднимали кроны цветущие липы и клубились кусты сирени…радостный и звонкий май давал ощутить себя свежестью молодой зелени и буйством цветочных ароматов. Когда мимо автобусного окна проплыло величественное здание из красного кирпича, в котором Вячеслав Георгиевич узнал летное училище, куда мечтали поступить многие из его давних друзей, сердце его радостно затрепетало…Отсюда начинались легко узнаваемые места! Вот здание книжного магазина – лет сорок назад он назывался новым Изогизом, ибо в городе имелся еще и старый Изогиз… «Боже мой, здесь и сегодня еще продаются книги!» - Владислав Георгиевич с трудом сдержал возглас удивления, увидев за стеклом книжные прилавки и снующих возле них покупателей. А вот – кинотеатр…Сюда они бегали мальчишками смотреть такие захватывающие и желанные заграничные боевики про трех мушкетеров, про отважного Синдбада-морехода, про загадочного Скарамуша и неуловимого Фантомаса, за которым так уморительно охотился незадачливый комиссар Жюв…Тогда кинотеатр казался Владику огромным зданием, настоящим дворцом, и вот теперь, проносясь мимо, Владислав Георгиевич увидел неказистое покосившееся здание с двускатной крышей, смахивающее на большой сарай. Судя по грубо намалеванным афишам, кинотеатр продолжал выполнять свою роль, как-то ненароком оказавшись в другой эпохе, в другом тысячелетии…вот только раньше он назывался «Октябрь», а теперь на старом облезлом фасаде торчали голые корявые буквы, составлявшие слово – «Экран». Владислав Георгиевич недовольно хмыкнул – трудно было придумать более нелепое название. И кому мог помешать старый добрый « Октябрь»?..Ладно, хоть не снесли, и на том спасибо! старенький кинотеатр остался позади, и Владислав Георгиевич испытал щемящее чувство, будто увидел из окна давнего доброго друга, с которым уже никогда не суждено встретиться. А Икарус уже выехал на Советскую – главную улицу города.Прямо на выезде Владислав Георгиевич увидел отходящую от Советской улицу Профсоюзную, и горло его сдавил горький комок, на глаза навернулись непрошеные слезы…Если бы он ехал к родным, как это бывало много лет назад, то он покинул бы автобус на остановке напротив кинотеатра. Автобус остановился, двери открылись, но Владислав Георгиевич не вышел. Ему не здесь…Это раньше он шел по Профсоюзной улице, направляясь в старый район города, где располагался родной дом, и где любимого внука всегда ждали дедушка и бабушка. Но это было давно,и теперь внуку идти по Профсоюзной некуда, а дедушка с бабушкой пребывают совсем по другому адресу…