Фрэнсис очень изменился. Похоже, что он не спал целую неделю: бледность и «усталость проступали даже сквозь загар.
Ладно, главное, что он все-таки сподобился явиться. То-то Джек Мейсон порадуется, что она отыскала итальянца.
Коснувшись в разговоре какой-то чепухи, Анна выразила надежду, что ему нравится ее квартира.
— Мои джунгли, — продолжала она распинаться, но вдруг рассмеялась и извинилась, что цветы не очень-то свежие. Потом предложила выпить, но Фрэнсис не дал ей договорить.
— Послушайте, я завтра уезжаю, — робко пробормотал он.
— Да?
— И я снова хочу повторить то, что рассказывал однажды очень смелому человеку, когда впервые попал в Лондон. Хотя я предупреждал его, что он, возможно, сочтет меня за сумасшедшего.
Анна нетерпеливо хмыкнула. Опять старая песенка, как и в прошлый раз. Приступал бы уж сразу к делу, а не пялился ей в вырез, как какой-нибудь прыщавый школяр.
— Если я вам скажу, что выполняю миссию и что я единственный, кто может это сделать, пожалуйста, поверьте мне.
— Хорошо, но…
— Я могу в любой момент погибнуть, и это не пустые слова и не мелодрама.
— Ради Бога, Фрэнсис. — Анне порядком поднадоела затянувшаяся прелюдия, и она, кипя от негодования, заметалась из угла в угол. Уперев руки в бедра, Анна так завелась, что не заметила, как халат на ней распахнулся.
Зажмурив глаза, Фрэнсис на мгновенье отвернулся. Потом протянул Анне перевязанный пакет, запечатанный красной сургучной печатью.
— Пожалуйста, сохраните его, — попросил юноша, отводя глаза. — Если я вдруг не вернусь, вскройте пакет. И, может быть, тогда вы наконец забудете о Торнах. Я уверен в этом.
Анна едва заметно покачала головой и собралась было высмеять Фрэнсиса, но тот внезапно положил руки ей на плечи.
— Просто имейте в виду, — с жаром воскликнул юноша, — что все, кто вступал на путь, на который вступил теперь и я, погибли. Если и меня постигнет та же участь, обещайте, что передадите бумаги властям.
— Да, но это зависит…
— Обещайте, — вошел в раж итальянец, вцепившись Анне в плечо. — Обещайте, что вы забудете о Торнах.
Его настойчивость и бесцеремонность вывели из себя Анну. Кроме того, юноша, похоже, собирался оторвать ей руку. Выдернув ее, Анна бросила на монаха сердитый взгляд.
— Обещайте же мне! — оглушительно взвыл Фрэнсис.
— Да отвяжись ты! — взорвалась Анна.
Грубость как будто отрезвила его. Итальянец отступил на шаг. Тряхнув головой, он, как во сне, умоляюще протянул к ней руку.
Нет, Анне не показалось. Красноречивый жест не вызывал никаких сомнений. Разозлившись на этого смазливого красавчика, женщина лишь усмехнулась.
— Ну, ну, дружок, на шуры-муры у нас с тобой нет времени.
Фрэнсис подскочил к Анне настолько внезапно, что она не успела даже отпрянуть, почувствовав его губы у себя на шее. Выставив колено, Анна с силой оттолкнула юношу.
— Вон отсюда! И поскорее, — презрительно бросила она.
Поднявшись на ноги, Фрэнсис забормотал слова извинений. В голосе его слышались слезы и неподдельная мука.
— Анна, пожалуйста, простите. О, Матерь Божья, что я натворил, — в промежутках между рыданиями всхлипывал юноша, однако Анну его раскаяние ничуть не тронуло.
— Уходите, — холодно повторила она. — Что вы тут нюни распустили?
И Фрэнсис ушел, не проронив больше ни слова.
Теперь он понял, как нужно действовать. Надо просто перелезть через забор, добежать до церкви, опередив собаку, и забрать кинжалы. Ну, а уж если не получится, то все равно конец один.
Его больше не волновало, что с ним случилось. Его вообще больше ничего не волновало. Он повел себя, как животное, и нет ему прощенья. Фрэнсис плелся по улице, шепча скороговоркой молитвы и надеясь, что Господь все-таки не отвернется от него за содеянный грех.
Он и сам не помнил, как забрел в район Сохо. Сплошь и рядом его окружала расцвеченная неоновыми огнями реклама, предлагавшая на выбор все грехи, какие только есть на белом свете. Мужчины призывно подмигивали Фрэнсису из-за столиков, а размалеванные девицы преграждали ему путь. Фрэнсис окончательно потерял голову, не переставая удивляться про себя, как это полиция допускает подобное безобразие.
Проститутки не отличались особой привлекательностью. Наоборот, в большинстве своем такие особы казались ему вызывающе отвратительными. И — что было выше понимания Фрэнсиса — эти уличные шлюхи неудержимо влекли его. Он не знал мирской жизни. Не знал ее совершенно. Фрэнсис продолжал отчаянно молиться. Скрестив на груди руки, он уповал только на то, что ему удастся выбраться из этой мерзкой клоаки.
Читать дальше