Стефани Майер: Гостья

Он промолчал.

— Впрочем, она может принять имя реципиентки… Хотя нам оно неизвестно — в базе данных она не зарегистрирована: ни отпечатков пальцев, ни скана глазной сетчатки.

— Нет, человеческое имя Странница не возьмет, — пробормотал мужчина.

Она отозвалась примирительно:

— Каждому — свое утешение.

— Из-за ваших методов поиска Страннице утешение ой как понадобится.

Послышались резкие звуки — цокот каблучков по твердому полу. Женщина заговорила где-то в стороне от мужчины.

— Вы слишком болезненно реагируете на первые дни вторжения, — сказала она.

— А вы, судя по всему, — на мирное время.

Женщина рассмеялась, но как-то фальшиво — совсем невесело. Видимо, мой разум уже приноровился улавливать истинный смысл по малейшим нюансам интонации.

— Вы не совсем понимаете суть моего Призвания. Долгие часы, проведенные над документами и картами. В основном бумажная работа. И намного меньше столкновений или насилия, чем вы думаете.

— Десять дней назад в погоне за этим телом вы не чурались смертоносного оружия.

— Это скорее исключение, чем правило, вы уж мне поверьте. Не забывайте: если бы не бдительность Искателей, оружие, к которому вы питаете такое отвращение, давно обратилось бы против нашей расы. Люди убивают нас при первой возможности, без всяких угрызений совести. Те, кто испытал на себе враждебность аборигенов, считают нас спасителями.

— Вы говорите так, будто идет война.

— Да, война. Именно так это воспринимают остатки человеческой расы.

Слова звенели у меня в ушах. Тело на них отреагировало: дыхание участилось, сердце забилось быстрее. Рядом с кроватью, на которой я лежала, стоял прибор, отмечая все изменения глухим пиканьем. Впрочем, Целитель и Искательница слишком увлеклись выяснением отношений и не обращали на него внимания.

— Должны же они понимать, что эта война давно проиграна. Какое у нас численное преимущество? Миллион к одному? Думаю, цифры вам известны.

— По нашим оценкам, наши шансы гораздо выше, — нехотя признала она.

Казалось, это признание удовлетворило Целителя и заставило слегка сбавить обороты. Какое-то время он молчал.

Я использовала это время, чтобы оценить ситуацию. Многое было очевидно. Я находилась в Лечебнице, восстанавливалась после некой особо травмирующей операции внедрения. Разумеется, тело было предварительно полностью излечено. От поврежденных тел избавлялись.

Я поразмыслила над противоречиями, возникшими между Целителем и Искательницей.

Согласно информации, которую я получила перед отлетом, Целитель был по своему прав. Столкновения с оставшимися немногочисленными группами людей давно прекратились. Планета под названием Земля стала такой же мирной и уютной, как выглядела из космоса: заманчиво зелено-голубой, в пуховой пелерине белоснежных облаков. Теперь здесь жили Души, а значит — воцарилась гармония.

Словесная перепалка между Целителем и Искательницей была вещью немыслимой, слишком агрессивной. «Интересно, — подумала я, — неужели те странные, расходящиеся волнами слухи, что шелестели в сознании этого… этого…»

Я отвлеклась, пытаясь вспомнить название своего последнего носителя.

У нас было имя, это я помнила. Но, покинув предыдущего носителя, я позабыла все названия. Мы использовали куда более простой язык, безмолвный язык мысли, соединявший всех в единое, общее сознание. Жизненно важная способность, если ты навеки врос корнями в густой черный ил.

Я могла описать этот вид на моем новом — человеческом — языке. Мы жили на дне огромного океана, покрывавшего всю поверхность нашего мира — мира, у которого тоже было имя, но, увы, забылось и оно. На каждом из нас росло по сто рук, а на каждой руке — по тысяче глаз, и когда мы соединялись мыслями, весь океан оказывался в поле нашего зрения. В звуках мы не нуждались, и потому не слышали. Вкус воды, вкупе со зрением, давал нам всю необходимую информацию. Высоко-высоко над водой висело солнце, мы ощущали его вкус, питались им.

Описание далось без труда, но имя этих созданий так и не нашлось в памяти. Я вздохнула, пожалев об утраченном знании, и вернулась к размышлениям об услышанном.

Души, как правило, говорили только правду. Искатели, конечно, особый случай, но лгать друг другу не было смысла. Мысленный язык моего предыдущего носителя просто не годился для лжи: и захочешь — не соврешь. Но, прикованные к морскому дну, мы развлекались, рассказывая друг другу истории. Умение рассказывать истории считалось самым ценным талантом, поскольку всем приносило пользу.