Ричард Матесон: Дом Слотера

— Ты уверен? — спросил я.

Его слабое горло сжималось. Он изобразил улыбку, улыбку, скорее пугающую, чем веселую.

— Надеюсь, что нет, — ответил он.

И опять с некоторым усилием изобразил улыбку.

— Может ли это быть на самом деле? — продолжал он. Веселость его заметно убывала. — Может ли это быть на самом деле, что мы оказались настолько глупы, купив дом с привидениями?

Я сделал попытку поддержать его притворное спокойствие, ради нашего собственного рассудка. Но это не могло продолжаться долго, и я не чувствовал никакого утешения в обманчивом хладнокровии Сола. Мы оба были чрезвычайно чувствительны. Это стало ясно с первого нашего дня, и подтверждалось все двадцать пять лет его жизни, и все двадцать семь лет жизни моей. Бесплотное предупреждение пронзило наши души до самых глубин.

Больше мы об этом не говорили, то ли из отвращения, то ли из-за предчувствий. После ужина, разумеется, не доставившего удовольствия, мы провели остаток вечера за жалкими карточными играми. В один из приступов безотчетного страха я предположил, что, может, стоит установить в доме электрические розетки.

Сол поиздевался над моей явной уступкой и, казалось, отстаивал тусклый свет свечей более рьяно, чем то было возможно из-за недавнего происшествия. Тем не менее, я не стал затевать спора.

Мы разошлись по комнатам довольно рано, как обычно и делали. Однако до того, как мы расстались, Сол сказал нечто забавное для человека с таким складом ума, как у меня. Он стоял на лестничной площадке, глядя вниз, а я находился возле открытой двери моей комнаты.

— Не кажется ли все это знакомым? — спросил он.

Я повернулся, чтобы взглянуть ему в лицо, едва ли понимая, о чем он говорит.

— Знакомым? — переспросил я.

— Я хочу сказать, — попытался он внести ясность, — как будто мы были здесь раньше. Нет, больше, чем были. Действительно жили здесь.

Я посмотрел на него, чувствуя терзающую душу тревогу. Он нервно улыбнулся и опустил глаза, будто сказал такую вещь, о которой не должен был говорить, и только сейчас понял это. Он быстро шагнул в комнату, холодно пожелав мне доброй ночи.

А я остался один, размышляя о странном беспокойстве, которое, казалось, владело Солом весь вечер, проявлявшемся не только в словах, но и в его раздражительности при игре в карты, в нервной посадке, в возбужденной гибкости пальцев, в блуждающем по гостиной взгляде его прекрасных темных глаз. Словно он что-то искал.

В комнате я разделся, совершил необходимый туалет и скоро был в кровати. Я лежал уже около часа, когда почувствовал, что дом вздрогнул и воздух внезапно напитался странным, диссонирующим гудением, отдающим у меня в мозгу.

Я зажал уши руками и затем, казалось, проснулся. Уши все еще были зажаты. В доме тишина. Я не вполне был уверен, что это не сон. Может быть, тяжелый грузовик проехал мимо и привел в движение сон в моем взбудораженном мозгу. Но причин для абсолютной уверенности у меня не было.

Я сел и прислушался. В течение долгих минут я старался расслышать, есть ли в доме какие-нибудь звуки. Может, это взломщик. Или Сол, проголодавшись, крадется, ища чего бы перекусить. Но нет. Один раз, когда я взглянул в окно, думаю, краем глаза я увидел короткую ослепительную вспышку голубоватого света из-под двери. Но когда я повернул голову, глаза натолкнулись на бездонную тьму, и, наконец, я опустился на подушку и погрузился в прерывистый сон.

Следующий день был воскресенье. Частые пробуждения среди ночи, свет и потревоженный сон измучили меня. Я оставался в постели до 10:30, хотя у меня вошло в обыкновение подниматься каждый день ровно в девять, — привычка, приобретенная смолоду.

Я торопливо оделся, пересек зал, но Сол уже поднялся. Я почувствовал легкую досаду от того, что он не зашел поболтать со мной, как иногда делал, и даже не заглянул, чтобы напомнить, что давно пора вставать.

Я обнаружил его в гостиной завтракающим за маленьким столом, который он поместил напротив каминной полки. Он сидел лицом к портрету.

— Доброе утро, — произнес Сол.

— Почему ты меня не разбудил? — спросил я его. — Ты же знаешь, я никогда не встаю поздно.

— Я думал, ты устал, — ответил он. — Какая разница?

Я сел против него, чувствуя известное раздражение, вынул из-под салфетки теплый бисквит и разломил.

— Ты заметил, что дом ночью трясся? — спросил я.

— Нет. Неужели?

Я оставил без внимания оттенок определенной дерзости в его встречном вопросе. Я надкусил бисквит и положил.