Иван Панкеев: Копья летящего тень

Известно, что мир в значительной мере состоит из условностей. В одних странах белый цвет — радостный, торжественный, в других он же — траурный. Одни поклоняются некоторым животным как священным, другие поедают этих же животных, не чувствуя никаких угрызений совести.

Значит, дело не в мире вообще, а в людях, которые и являются носителями этих условностей, к которым безразличны небо и земля, животные и деревья.

Готический роман в известной мере — тоже условность. Издавна непременными его атрибутами считались старинные замки, подземелья, привидения, тени предков, выступающая из стен кровь и прочие ужасы. Не зря же по-английски он так и называется — the Gothic novel — роман ужасов или, если угодно — черный роман, в котором сверхъестественное занимает основное место.

Это, безусловно, так. Но как африканец и в условиях сибирской зимы остается чернокожим, а китаец — узкоглазым и желтолицым, так и готический роман вполне может появиться на свет там, где никогда не было замков. Но в нем останется его неотъемлемость — состояние страха, попытка понять потусторонность, стремление победить черные силы.

Именно поэтому влияние таких классических произведений, как «Удольфские тайны», «Виланд», «Влюбленный дьявол», «Ватек» чувствуется в творчестве не только Скотта и Байрона, но и Виньи, По, Гофмана, и даже некоторых российских авторов, включая современных.

Как средневековый готический почерк — напряженный, острый, ломаный — противопоставлен округлому гуманистическому письму, так и сам по себе готический роман, особенно старый, ломает привычные человеческие представления о гармонии, о добре и зле, о прекрасном и безобразном, — ломает, чтобы заставить читателя создать самостоятельный мир.

В этом томе собраны произведения двух современных отечественных авторов, работающих в разных стилях, но в одном направлении и доказывающих, что славянское воображение способно не только осознать и переосознать традиции, заложенные Уолполом, Радклиф и Мэри Шелли, но и способно вырастить мягко-готический роман на нашей российской почве.

В самом деле, разве так уж важно для литературы и в конечном итоге для читателя, происходят ли описываемые события в действительности или в сознании героев? Ведь наше сознание — тоже действительность, и в нем нет ничего из того, что не могло бы случиться.

Киммерия, Карпаты, Воронеж, Москва, украинское село, Пермь, сибирский городок, здание университета — все это было и есть.

Герои и героини — любящие и ненавидящие, добрые и злые, красивые и не очень — все они тоже пришли на страницы этого тома из реальной жизни, в которой продолжают существовать под другими именами.

Ситуации… Здесь уж дело читателя — верить или нет, ибо дело не в самих по себе сюжетах или ситуациях, а в том, насколько убедительно удалось авторам их описать, донести до читателя, ведь не мною сказано, что мысль изреченная есть ложь. Так и боль — одна, а каждый рассказывает о ней по-своему.

Я не случайно назвал произведения, включенные в эту книгу, «мягкой» готикой. Если сравнить с изобразительным искусством, то это не жесткая одноцветная графика, а скорее нечто акварельное, как и само крымское побережье с его неповторимыми бухтами, холмами, горами, растительностью.

Может быть, в этой «мягкости» и заключена особенность славянского взгляда на the Gothic novel, — в первую очередь, на состояние души героев, на их чувства, мировосприятие, на умение сблизить обыденное и сверхъестественное, а уж потом — на антураж, на внешние проявления, на пейзаж и т. д.

Известно, что первому общепризнанному готическому роману «Замок Отранто» Уолпола, появившемуся в 1764 году, в Англии предшествовало произведение Смоллетта «Приключения графа Фердинанда Фатома». Провозвестники как правило остаются в тени. В лучшем случае, занимают место связующего звена между стилями, направлениями, жанрами. Кто знает, может быть, и представленная в этой книге проза тоже предвещает нечто, способное соединить в себе два подхода к готическому роману. Согласитесь, евразийский the Gothic novel — это уже и само по себе интересно. Тем более, что наша давно существующая сказка о Кощее Бессмертном — не что иное, как вариант готической сказки.

Итак, прозаики свое дело сделали и оставили на бумаге то, что Бог им на душу положил. Теперь дело за самыми строгими судьями — читателем и временем. Надеюсь, что хотя бы один из них будет милосердным.