Юлия Аксенова - Морок

Жена коротко сообщила, что новостей нет. Конца улицы еще не видно.

— Пожалуйста, послушай меня и скажи только «да», если правда то, о чем я спрошу, — произнес он заранее заготовленную фразу. — Ответь мне: тебя похитили? Ты в опасности?

Жена ответила не сразу. Виктор напряженно ждал. Наконец услышал в трубке ее безмерно удивленный голос:

— Что?! Виктор, что с тобой? Какое похищение?.. Виктор, что случилось?! — Ее голос стал тревожным. — Что-то с тобой? С детьми?

Виктору пришлось потратить много слов, использовав всю силу убеждения, чтоб успокоить ее. Теперь он был почти уверен, что жена находится в здравом уме и не похищена.

И все же…

— Извини, милая, я не хотел тебя напугать!

Виктор намеренно назвал ее «honey». Это обращение Джей запретила ему употреблять по отношению к ней еще в самом начале их романа, называя «переслащенными сантиментами». Всякий раз, когда он забывал о запрете, кроме самых интимных моментов, жена с каким-то новым оттенком иронии переводила это слово на русский язык.

Сейчас Виктор, затаив дыхание, ждал, что она ответит.

— Я понимаю, ты на меня сердишься, и поделом, — сказала жена после секундной заминки, — но называть родную жену «липкой и приторной» — это уж слишком!

У Виктора отлегло от сердца. Раз она заметила эту ерунду и не дала спуску, значит, у нее действительно все в порядке. Он, издав что-то среднее между смешком и вздохом, невольно пробормотал:

— Ну, слава богу!

— Выходит, ты проверял меня? — догадалась Джей. — Артист!

— Пойми, — оправдывался Виктор. — Я ведь не могу тебя видеть. Ты так странно потерялась, да еще на ночь глядя. Мне мерещится бог знает что!

— Я понимаю, — вздохнула жена.

Они одновременно дали отбой, и Виктор остался наедине с тишиной пустой ночной улицы.

Время тянулось, не заполненное ничем, кроме сырого ночного воздуха. Однажды улица ожила деликатным гулом мотора и шуршанием шин полуночного автомобиля по мокрому асфальту. Протопотали мимо и принялись орать в отдалении кошки. Стук открывающегося окна, неопределенный звук — и кошки затихли. Из соседнего дома вдруг полилась музыка, но быстро стихла. За углом прошаркали подошвы двух пар ног, слышалось тихое воркование влюбленной парочки. Улица, будто очнувшись от сумеречного забытья, жила медленной, но полнокровной ночной жизнью.

Виктор пытался коротать время, представляя, как его жена идет по своей улице без названия. Он видел тусклые фонари, горящие через три на четвертый и не дающие света, бугристый асфальт мостовой, палисадники, тонущие в темноте и сливающиеся с черными стенами домов. Ни единого освещенного окна. Кое-где на стенах домов — белеющие таблички с неразборчивыми надписями. Посередине дороги брела одинокая серебристая фигурка, Она то и дело сворачивала то на правый, то на левый тротуар, останавливаясь и подолгу вглядываясь в белеющие таблички. Затем брела дальше, спотыкаясь на выбоинах.

От этой картины у Виктора так стиснуло сердце, что он предпочел открыть глаза. Светлая фигурка продолжала брести по темной улице перед его мысленным взором. Тогда он крепко потер кулаками веки, чтобы отогнать видение, и вновь погрузился в созерцание сырой лондонской ночи.

— Витя! — В голосе жены звучали радость и возбуждение. — Я дошла до конца этой жуткой улицы. Тут она упирается в другую, покрупнее. Освещение гораздо лучше. Я сейчас перейду…

— Не делай этого! — крикнул Виктор. Он впервые в жизни испытывал жгучее раздражение по отношению к любимой ненаглядной жене. Он точно знал, что, если бродить беспорядочно по незнакомым местам, шанс заблудиться будет лишь возрастать. Нельзя увеличивать неопределенность! — Поворачивай назад, иди обратно, до другого конца той улицы, по которой ты только что шла! — в необъяснимой панике воскликнул он.

— Солнышко, — примирительно сказала жена умиротворенным голосом, — но я только посмотрю табличку.

Виктор сразу остыл. Он не понимал, что на него нашло. «Чего я от нее требую?! — подумал он. — Ведь там, по ее словам, светлее, а значит, безопаснее. И ей спокойнее. Бедная и так страху натерпелась!»

— Да, да, конечно, — ответил он смущенно.

— Виктор! — раздалось в трубке через несколько мгновений. — Я, наверное, попала в какой-то иностранный квартал. Здесь дома очень чудной формы, и таблички все какой-то непонятной вязью написаны…

— Нет, — прошептал Виктор. Его лоб покрылся испариной. Никакого иностранного квартала, никакой арабской, китайской и тому подобной улицы в этом районе Лондона отродясь не было. Но он вновь заставил себя успокоиться: ну когда он в последний раз праздно шатался по Лондону? Даже гуляя с детьми, старался вывезти их в парк, на природу. А так, чтобы по кварталу… нет, конечно! Мало ли что изменилось.