Анна Клименко: Морф

Еще раз посмотрел на меня.

— Ты забыла, что заклинание работает с задержкой. Чем хуже рана, тем больше задержка. Твой талисман гениален, невзирая ни на что, а твой дар куда сильнее, чем был у Валески.

Я выругалась. В самом деле, как я могла забыть-то? Морф сорвал талисман, но после того, как заклятье уже начало работать.

Мир начинал обретать краски. Подбежал Гверфин с круглыми от удивления глазами, присел рядом с Шером, а тот сгреб его в охапку и прижал к себе так, что Гвер весь побагровел.

— Ирбис!

Ох, не люблю я эти повелительные интонации в голосе, не люблю…

— Иди сюда, — позвал Шерхем, — а ты, Гверфин, отойди на десять шагов, мне нужно сказать леди Валле кое-что важное.

Я послушно подошла, присела рядом на траву, оглядела своего лекаря. Он осторожно взял мою руку в свою, заглянул в лицо.

— Я сделаю все, чтобы ты добралась до Крипты, — тихо произнес он, — но обещай… обещай, что не будешь пытаться сделать это одна.

— Хорошо, — я кивнула, — если ты так хочешь.

— Да, я так хочу, Ирбис. Мы пройдем этот путь вместе, рано или поздно.

Я улыбнулась. Жаль, что не могла плакать, потому что тогда я бы улыбнулась сквозь слезы — но то были бы не слезы счастья, нет. Я грустила об эльфе, который вел свою собственную войну и который навсегда останется в моей памяти. Самый красивый, самый волшебный и самый несносный.

Невыносимо грустно покидать место, ставшее вторым домом, и уходить в холодный моросящий дождь.

Невыносимо глупо уходить на рассвете, тайком, когда все закончилось и жизнь вроде бы начала налаживаться, когда перед нами лежал путь на восток, туда, где нас никто не знал.

И все же я уходила, оставляя замок Арниса Штойца, уходила, не имея ни малейшего представления о том, куда пойду. Не к эльфам, это точно, потому что меня никто не ждет под сенью Великого леса. Им и свои-то не очень нужны, что уж тут говорить о презренной авашири , у которой вместо сердца — кокон орочьей магии.

Я думала, что смогу некоторое время жить в лесной чаще, подальше от людей. Буду охотиться на мелких зверей, ровно до тех пор, пока окончательно не потеряю разум и не попытаюсь напасть на того, кто сильнее меня. А может быть, все сложится иначе, и меня, набедокурившую нежить, сожгут крикливые вилланы. Или не сожгут, а будут рубить на части, пока не выдернут из неживого тела темный талисман.

Но все это казалось далеким и совсем нестрашным, как гроза, уходящая за горизонт. Я покидала замок Штойцев, оставляя за спиной самое главное: отца и сына, обретших друг друга. Вот что было самым важным, и вот почему на душе было спокойно и легко.

Я уходила, я убегала прочь, и на то были самые веские причины: во-первых, мне не хотелось становиться преградой между отцом и сыном. Каждый раз, заставая меня рядом с лекарем, Гверин становился мрачнее тучи и демонстративно удалялся. Я видела тоску в глазах Шерхема Виаро, но разменивать меня на сыновнюю любовь он тоже не торопился, все еще надеясь найти точку шаткого равновесия. А второй, самой главной причиной бегства, было мое постепенное превращение в настоящую нежить. Да-да, Ирбис Валле под воздействием темной магии постепенно становилась настоящим, без скидок, умертвием со всеми вытекающими из этого неприятными последствиями. По ночам мне снилось, как я рву зубами сырое мясо — и это, охр возьми, были наиприятнейшие сны. А однажды я внезапно проснулась посреди ночи и обнаружила себя в спальне Шерхема. Слава Хайо, что он тогда не проснулся! Я стояла и смотрела, как мерно вздымается его грудь, как медленно ползет по руке тень от оконной рамы, и мысленно твердила — не смей, не смей, Ирбис, иначе нет тебе прощения. Проклятие. Никогда мне не забыть того, что я испытывала, глядя на спокойно спящего мужчину: более всего на свете мне хотелось сперва уткнуться носом ему в плечо, вдыхая полной грудью аромат живого тела, а затем… затем прокусить ему горло, чтобы в рот хлынула горячая кровь. Потом я заставила себя попятиться и неслышно выскользнуть прочь, а утром Шерхем как-то странно смотрел на меня за завтраком, что стало ясно — он проснулся и все видел. Но понял ли он, зачем я приходила среди ночи?

Так что я решила уйти. На рассвете, чтобы ни с кем не прощаться, потому что так будет тяжелее всем — и им, и мне.

Я буду жить одна, в лесу, до тех пор, пока со мной что-нибудь не случится. И тогда я тихо и мирно исчезну с лица этих земель, и никто обо мне не будет горевать. Семья Валле уж точно не будет, маги холода не оплакивают изгнанных из клана.